Читать книгу - "Одинокая ласточка - Чжан Лин"

И рассказывать, и слушать эту историю – настоящая пытка. Пока каждое ее слово выползет из сердца рассказчика, проползет к его глотке, к языку, заползет в уши слушателя, пройдет через барабанные перепонки и по восьмому черепному нерву доберется до мозга, сколько оно вырвет по пути кожи и мяса, сколько оставит за собой кровоточащих ран?

Но эту историю нельзя пропустить. Для чего мы семьдесят лет ждали встречи, не для того разве, чтобы вспомнить военные годы? А эта девушка всегда остается перед нами – на первом плане, на среднем плане, на дальнем плане тех лет, и куда бы мы ни пошли, от нее нам не скрыться.

Эта история произошла семьдесят два года назад. Хорошо, что мне не пришлось рассказывать ее семьдесят два года назад, пятьдесят два года назад, даже тридцать два года назад. Рассказывай я тогда, каким гневом были бы наполнены мои слова, какой болью, какой жалостью? Время – удивительная штука: оно растерло шипы чувств, отмочило их в воде, превратило в почву, и из этой почвы проклюнулся росток. Этот росток – сила жизни. Прежние мои чувства никуда не исчезли, но теперь они лишь подводят нас к началу истории. Моя душа полна тихого умиления. Кто эта девушка, как не росток? Придави ее скалой – из-под каменной глыбы все равно пробьется наружу стебелек ее жизни, пробьется, каким бы крохотным он ни был.

Вы, может быть, скажете: выходит, за семьдесят два года на свет появился один только маленький росточек? Сколько же еще раз по семьдесят два года должно пройти, чтобы выросло большое дерево? А я отвечу: зато этот маленький, ждавший семьдесят два года росточек способен прожить тысячу, десять тысяч раз по семьдесят два года.

Лю Чжаоху, в твоей истории ее зовут Яо Гуйянь, или А-янь. Ты, Иэн, зовешь ее Уинд. А для меня она Стелла. Stella означает “звезда”, и я вымолил это имя у Бога. Господи, просил я, подари ей звезду, хотя бы маленькую звездочку. Пусть Твоя звезда осветит ей дорогу, она совсем заблудилась…

Бог услышал мои молитвы, Он подарил звезду – но не ей. Позже я мало-помалу осознал, что звезда предназначалась мне, она стала моей звездой, она осветила мне дорогу, указала мне путь.

Это я заблудился, а не она.

А-янь, Уинд, Стелла, три имени одного человека, или же три его грани. Разделив их, получишь три совершенно разные части, и сложно будет поверить, что все они принадлежат одному целому. Но стоит их соединить, и уже вряд ли кто-то найдет, где заканчивается одна часть и начинается другая, настолько гармонично и естественно они сольются воедино.

Даже если я позволю вам сделать тысячу, десять тысяч попыток, вы все равно не сможете представить, как мы со Стеллой встретились. Это выходит за пределы человеческого воображения, столь жестокое зрелище можно увидеть разве что в мире зверей.

Это было весенним утром семьдесят два года назад, сезон Цинмин только-только окончился, воздух резко потеплел. Если мне не изменяет память, это был самый чудесный день за весь год, такой прекрасной погоды не было ни до, ни после. В тот день природа кругом будто кричала во весь голос. В крике солнца была сила, которая взращивает все живое, в крике гор и полей – сочная зелень и чистота после благотворного дождя, в крике деревьев – радость от того, что распустилась листва, в крике цветов – желания, пробужденные крыльями бабочек и пчел. Кто мог подумать, что жестокость, которая могла свершиться в любой из сотен и тысяч заурядных дней, выберет, как нарочно, столь дивный, редкий денек? В тот день мне вдруг стало ясно, что означают загадочные слова из “Бесплодной земли” Т. С. Элиота, строки, которые я когда-то прочел, но не понял:

Апрель, беспощадный месяц, выводит

Сирень из мертвой земли…[21]

Я тогда направлялся в окрестное село – навестить одного из здешних моих приятелей-травников. Правильнее говорить “травники”, но все вокруг звали их “бродячими лекарями”. Я ехал, в общем-то, не для того, чтобы проповедовать ему Евангелие (да простит меня Бог), у таких людей башка из гранита, даже Господу трудно отыскать в этом граните щелочку. Я хотел спросить у него, где растет одна лекарственная трава и как отличить ее от других похожих трав. Обычно лекари не спешили делиться столь глубокими знаниями, тем более с собратьями по ремеслу, но я нашел к ним подход. Подход был очень простой, всего-навсего горстка американских конфет или популярный среди горожанок узорчатый платок. Прожив здесь много лет, я знал по опыту: дети и женщины, вот кто охотнее откроет мне двери.

С травниками я водился, потому что мои запасы лекарств к тому времени уже оскудели. Медикаменты, которые я привез в багаже, том, что когда-то тащили шестеро носильщиков, давным-давно кончились. Наша церковь закупала на пожертвования лекарства и каждый год находила способ переслать их в Китай, разношерстные приятели, которыми я здесь обзавелся, порой выручали меня дефицитными, добытыми на черном рынке препаратами, но мои потребности росли день ото дня, и вся эта помощь была лишь каплей в море. Западных медикаментов осталось совсем мало, приходилось беречь их для тяжелых случаев, а простуды и ушибы лечить травами и всевозможными их производными, например порошками и мазями. За эти годы я научился быть, как говорится в Евангелии от Матфея, “мудр, как змии”.

От дома до этого места было около сорока пяти ли. Не так уж далеко и не так уж близко, расстояние, которое деревенские жители, в зависимости от своего сословия, преодолевали по-разному: одни на паланкине, другие на мулах или лошадях, третьи на ручной тележке, четвертые пешком… А вот мой транспорт был им в диковину – я передвигался на велосипеде. Его оставил мне, уезжая на родину, один миссионер. Сказать наверняка, сколько этому велосипеду лет, где его произвели, было уже невозможно. Единственной его деталью, которая не издавала никаких звуков, был звонок, тормоза отсутствовали, несколько спиц лопнуло, и к каким только хитроумным ухищрениям я ни прибегал, чтобы в очередной раз залатать покрышки. И все равно – для сельских тропок это был самый лучший, самый быстрый и удобный транспорт, и я много раз мчался на нем на помощь больным.

Уже почти доехав, я почувствовал усталость, притормозил и сел на камень – отдохнуть и заодно глотнуть чаю, который я взял из дома. Поднялся ветер, мало-помалу он сдул с тела пот, и рубашка