Читать книгу - "Викинги – люди саги. Жизнь и нравы - Аделаида Сванидзе"

Клятву-присягу приносили не только участники судебного разбирательства, но и судьи, в том числе лагретты^[1670].

В сагах нередко упоминается и договор о поруке, причем он отражен даже в висах^[1671]. В сагах проскальзывают упоминания о неких «правдах уговора» — каких-то формулах и обрядах, скрепляющих договоренности. Однако сведений о них у меня нет, кроме того, что при таких процедурах обязательно должны присутствовать свидетели и происходило «битье» руки об руку (о чем говорится, правда, в областных законах, но можно предположить, что обычай этот был издавна распространен повсюду).

В ранних областных законах типа Гуталага (начала XIII в.) говорится еще и о залоге, который должны внести как поручитель, так и тот ответчик, кто не может немедленно уплатить штраф или цену украденного, испорченного добра.

Свидетелями считались те, кто находился непосредственно близ «места боя», либо «соседи жилья»^[1672], т. е. лица, лично видевшие или слышавшие происходящее. Но истинность их показаний сплошь и рядом вызывала сомнения. В случае отсутствия непосредственных свидетелей на суде выступали поручители, которые также приносили присягу в том, что будут следовать правде. В их задачу входило заверить суд в добропорядочности лица, за которого они ручались. Важную роль играли правопреемники. Ими могли быть опекуны несовершеннолетних, вдов и т. п., но также те, кого уполномочивали вести процесс, рассчитывая на их знание законов, умение убедительно говорить и авторитет. Именно о такой «передаче тяжбы» и говорилось в деле Мёрда.

Свидетелей, поручителей и всех прочих участников тяжбы подвергали проверке, чтобы установить, нет ли среди них близких родичей истца и ответчика (например, их отца и сына) или людей недееспособных, а также состоящих под судом и следствием. В некоторых областных законах (и не только в Гуталаге) соприсяжником мог быть только оседлый человек^[1673].

При принадлежности тяжущихся к разным судебным округам возникал вопрос о том, в каком из округов разбирать дело: например, в годорде истца или ответчика? Если стороны не достигали по этому вопросу соглашения, дело решалось в интересах более сильной стороны^[1674].

Выезд на тинг обставлялся как можно пышнее. В «Саге о Греттире» (гл. LIX) собиравшиеся на суд истцы говорят об этом весьма выразительно: «…все поедем в крашеных одеждах. Пускай видит этот преступник, что мы не то что всякие прочие, что тут каждый день разъезжают»^[1675]. О роли одежды уже говорилось выше. Здесь же стоит упомянуть, что одной из причин приглашения некоего Сельви третейским судьей было то, что «Сельви любил пышно одеться и был человеком мудрым»^[1676]; как видим, мудрость этого третейского судьи оказалась на втором месте среди его достоинств — после привычки к щегольству!

О том, что на тинг надо приводить с собой как можно больше сторонников, говорится в «Поучениях Высокого» (об этом шла речь и выше, хотя в другой связи). И действительно, не только тяжущиеся, но и остальные члены тинга — тингманы старались явиться на него с родичами и друзьями. В «свите», в «группе поддержки» у тяжущихся были, прежде всего, видные люди, состоятельные бонды, обязательно «провожатые», т. е. вооруженные телохранители, домочадцы, доброжелательные соседи и, разумеется, поручители и свидетели — одним словом, все люди, готовые поклясться в правоте лица, на стороне которого находились. Как говорится в «Саге о сыновьях Дроплауг», на тинге «надо иметь с собой много людей, чтобы отвести чужой иск и отстоять свои»^[1677].

Интересные сведения о сопровождающих на тинг содержатся в «Саге об исландцах». Правда, эта сага описывает времена, когда Исландию буквально раздирали междоусобицы и поэтому судебные процессы особенно часто выходили за рамки закона. Тяжба тогда напрямую решалась соотношением сил сторон, если решение представлялось сомнительным, а порядок на тинге то и дело нарушался схватками между противниками. Так, в гл. 5 (конец XII в.) рассматривается драка, чреватая увечьями, которая должна была в начале зимы рассматриваться на альтинге. Сага сообщает, что хёвдинги еще минувшей весной «стали набирать народ для поездки на тинг» — создавать что-то вроде ополчения. Бонды шли неохотно и не отовсюду. На альтинге все разбились на группы и держались враждебно по отношению друг к другу.

Снорри тогда привел с собой на альтинг шесть сотен людей; в другом месте говорится, что у него на тинге было не менее «семи больших сотен», т. е. 840 человек, из них восемьдесят хорошо вооруженных норвежцев, «и они были полностью прикрыты щитами». Помимо «своих людей» и воинов-наемников, его поддерживали два союзника, которые привели с собой еще по три сотни людей (гл. 75). Очевидно, что, даже учитывая возможные гиперболы автора хроники, значительное число вооруженных людей свидетельствует о подготовке к сражению, а не к спокойному законному разбирательству. Свою палатку, как упоминалось выше, Снорри демонстративно поставил выше Скалы Закона и назвав ее Букой в знак своих воинственных намерений. Норвежцы, которые с ним пришли, вообще вели себя с местными людьми «враждебней некуда»^[1678]. Неподалеку, рядом друг с другом, свои палатки поставили Стурла сын Сигвата и годи Магнус сын Гудмунда Поросенка и Сольвейг, дочери Йона сына Лофта. Все они были знатными и уважаемыми людьми. Но вот двое провожатых Снорри, норвежец и исландец, подошли к поленнице у палатки Магнуса и нарубили себе дубинок, «которые в ту пору было принято носить с собой к месту суда» (!), видимо, взамен запрещенных на тинге мечей и копий. В завязавшуюся затем драку втянулся весь тинг, Магнус был ранен, и началась долгая тяжба.

В другом случае (события тоже конца XII в.) вооруженное побоище началось уже на подходе к тингу. Была масса раненых. При помощи посредника, родича одной из сторон епископа Паля сына Йона (ум. 1211), установили перемирие, но мировую не заключили. Распри длились в течение двух лет, враги жгли жилища друг друга, и только следующим летом стороны обменялись денежными вирами.

Более ранние саги содержат гораздо меньше сведений о драках и на тингах, и по дороге на них. Думается, что до XIII в., «века ножей», во всяком случае в эпоху викингов, и в Исландии, и в соседних Скандинавских странах судебный тинг пользовался большим авторитетом.