Читать книгу - "Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации - Иван Саблин"

В 1908–1910 годах власти сумели разгромить владивостокскую, хабаровскую и харбинскую организации РСДРП. Эсеровская организация в Забайкальской области тоже прекратила свое существование в 1910 году. В том же году был арестован Моисей Губельман, но читинская организация РСДРП сумела выжить и остаться главным центром деятельности эсдеков к востоку от Байкала. Кроме того, политические ссыльные создали в Забайкалье небольшие анархистские и социалистические кружки. В 1911 году эти кружки приняли участие в организации железнодорожной стачки в Чите. В 1912 году, после вызвавшего возмущение общественности Ленского расстрела, когда в ходе подавления забастовки на золотых приисках около 270 рабочих были убиты и порядка 250 ранены, Якутск усилиями Минея Губельмана и его сподвижников стал еще одной базой социал-демократов. В 1916 году Константин Александрович Суханов, сын уездного чиновника из Приморской области, учившийся в Петрограде, организовал во Владивостоке марксистский кружок, но вскоре был арестован^[187].

Социалистические и либеральные политики объединялись в общества обывателей и избирателей для обсуждения местных дел и выборов. Одно из этих обществ поддержало своего председателя, социал-демократа Ивана Николаевича Шишлова, на выборах городского головы Благовещенска в 1909 году. Хотя Шишлов проиграл, другое общество в том же году помогло избранию Василия Петровича Маргаритова, выдающегося этнографа и педагога, городским головой Владивостока. Поскольку общества обывателей и избирателей, как правило, вели кампанию против правых политиков, к концу 1910 года власти закрыли их по всему Дальнему Востоку. Несмотря на преследования, которым подверглись социалистические и либеральные организации, правые так и не смогли ничего добиться на Дальнем Востоке. В 1911 году они учредили во Владивостоке Первый экономический дальневосточный рабочий союз, чтобы отвлечь рабочих от политической деятельности, но он не пользовался особой популярностью и в 1912 году был распущен. На выборах в Четвертую государственную думу в 1912 году правые не смогли сплотить своих сторонников в Приморской области, и широкая прогрессивная коалиция, которую поддерживали рабочие, обеспечила избрание Александра Николаевича Русанова из Хабаровска^[188].

Корейская интеллигенция тоже участвовала в самоорганизации на Дальнем Востоке, хотя российские власти отнеслись к новой волне корейской иммиграции, начавшейся после 1905 года, настороженно. На строительстве Амурской железной дороги китайский и корейский труд не использовался по причине расизма и ксенофобии, сформулированных в терминах «желтой опасности»^[189]. Унтербергер требовал принятия «энергичных мер противодействия наплыву» корейцев в Россию^[190], но попытки ограничить корейскую иммиграцию закончились ничем. В 1910 году в одной Приморской области официально жили 51 454 корейца, из которых лишь 14 799 были российскими подданными. Многие из новых иммигрантов вступали в растущие антияпонские партизанские отряды в Южно-Уссурийском крае. К лету 1908 года более тысячи партизан перешли русско-корейскую границу, планируя объединить силы с другими корейскими повстанцами и начать крупномасштабное восстание^[191].

Впрочем, у российских властей не было единой позиции в отношении корейских повстанцев и политических иммигрантов. Некоторые предлагали закрыть глаза на корейских повстанцев, указывая, что японцы России «далеко не друзья»^[192]. В 1908 году председатель Совета министров Петр Аркадьевич Столыпин потребовал принять решительные меры против антияпонского движения в соответствии с русско-японским соглашением 1907 года, но никакие меры приняты не были^[193]. Военный министр Владимир Александрович Сухомлинов посоветовал Столыпину использовать Корею в интересах обороны государства и официально зарегистрировать корейское национальное общество. Унтербергер, не выступая открыто против этой инициативы, вместе с тем предупредил об опасностях создания корейской организации, заявив, что попытки ассимилировать корейцев в российское общество не увенчались успехом, и повторив аргумент о «желтой опасности»^[194]. Впрочем, в этом же году официальная газета «Приамурские ведомости», выходившая в Хабаровске, с оптимизмом писала о результатах миссионерской деятельности среди корейцев, утверждая, что она более успешна, чем попытки обратить в христианство тунгусов (эвенов и эвенков), якутов, чукчей и народы Амурской области^[195].

Сами корейцы тоже относились к российскому Дальнему Востоку по-разному. Для корейских политических иммигрантов и повстанцев он был временным плацдармом для борьбы против японцев, пока Корея не будет освобождена, но для многих поселенцев, в том числе тех, кто принял православие, он стал новой родиной. В 1908 году корейская интеллигенция основала во Владивостоке Союз корейского народа, который возглавил Николай Петрович Югай^[196]. В 1910 году собрание 2324 корейцев во Владивостоке приняло резолюцию, призывающую к освобождению Кореи. После формирования в 1909 году Корейской национальной ассоциации в Сан-Франциско, к концу года располагавшей 12 отделениями в Приморской области, у корейцев появился еще один вариант основы для национального строительства – с протестантской религией и ориентацией на США^[197]. В 1914 году «Приамурские ведомости» сообщали о конкуренции православных и протестантских (пресвитерианских) миссионеров среди живущих в Приморской области корейцев и призывали для более широкого распространения православной проповеди создать во Владивостоке новое викариатство, передав ему в подчинение миссии во Владивостоке и Сеуле^[198].