Читать книгу - "Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики - Адам Туз"

Все вы с удовольствием восприняли тот очевидный факт, что в ваших провинциях не осталось евреев. Все немцы за очень немногими исключениями прекрасно понимают, что мы бы не пережили бомб и потрясений четвертого, а впоследствии, может быть, еще и пятого, и шестого года войны, если бы в нашем государстве по-прежнему присутствовала эта пагубная зараза. Простую фразу «Евреи должны быть уничтожены» легко произнести, но на тех, кто претворяет ее в жизнь, ложится тяжелейшая и самая сложная задача в мире <…> Я прошу вас, чтобы вы слушали, но никогда не говорили о том, что я скажу вам сейчас. Понятно, что перед нами встал вопрос: «Как быть с женщинами и детьми?»… Следовало принять непростое решение, чтобы эти люди исчезли с лица Земли. Для той организации, которой предстояло выполнить этот приказ, он был самым трудным из всех, какие мы когда-либо отдавали <…> Я счел своим долгом наконец-то вполне откровенно обсудить с вами, виднейшими представителями партии и нашего политического строя, политическим орудием фюрера, этот вопрос <…> и рассказать вам, как это все происходило.

К концу этого года еврейская проблема будет решена во всех оккупированных нами странах <…> Вы не усомнитесь в том, что экономический аспект создал много серьезных трудностей, в первую очередь при очистке гетто: в Варшаве мы целый месяц вели уличные бои <…> Поскольку в том гетто изготовлялись меховые пальто и ткани, нам мешали захватить его, когда это было бы легко: нам говорили, что мы разрушаем жизненно важное производство. «Стойте! – говорили нам. – Это роизводится для армии!».

Разумеется, все это не относится к партийному соратнику Шпееру: это была не ваша вина [курсив мой. – А.7".]. Речь идет именно о тех так называемых предприятиях, работающих на армию, которые мы совместно с партийным соратником Шпеером начнем ликвидировать в ближайшие недели. И мы сделаем это так же хладнокровно, как должно делаться все на пятом году войны: хладнокровно, но с болью за Германию в глубине души <…> На этом я хочу завершить разговор о евреях. Теперь вы всё знаете и будете держать это знание при себе. Возможно, впоследствии мы поговорим о том, стоит ли сообщать обо всем этом немецкому народу. Но думаю, что было бы лучше, если мы – все вместе – понесем эту ответственность от имени народа <…> ответственность не только за идею, но и за ее воплощение <…> и унесем этот секрет с собой в могилу <…>

В 1970-е гг. Шпеер заявлял, что не помнит о вечернем заседании б октября 1943 г. Ему даже хватило наглости утверждать, что Гиммлер в важнейший момент своей речи обратился лично к нему, потому что близорукий рейхсфюрер С С был без очков и не заметил, что Шпеер покинул собрание. На самом деле намного более вероятно, что Шпеер, Мильх и другие ключевые фигуры военной экономики присутствовали в зале во время выступления Гиммлера. Так или иначе, совершенно невозможно поверить в то, что к осени 1943 г. они не знали о зверствах, совершавшихся против евреев по всей Европе и на Восточном фронте. После 1941 г. было невозможно посещать Украину или Генерал-губернаторство и тем более инспектировать тамошние промышленные предприятия и находиться в неведении относительно происходивших там массовых убийств. Можно привести в пример хотя бы то, что осенью 1942 г. Эрнст Хейнкель, один из ведущих производителей самолетов в Германии, в докладе Эрнсту Мильху небрежно отмечал, что в Польше практически невозможно начать авиационное производство из-за дезорганизации, вызванной «истреблением евреев», и эта фраза явно не требовала дополнительных комментариев^[1924]. Как мы уже видели, Пауль Плейгер и Роберт Лей обсуждали «окончательное решение еврейского вопроса» с ведущими углепромышленниками осенью 1942 г.^[1925] Более того, Шпеер находился полностью в курсе принятого в 1942 г. решения о перераспределении европейских продовольственных ресурсов. Когда в 1944 г. С С вывезли в Аушвиц сотни тысяч венгерских евреев, из которых лишь меньшинство предполагалось использовать в качестве рабочей силы, перемещение этого огромного количества людей не вызвало даже тени беспокойства в Министерстве вооружений^[1926]. Невозможно было себе представить, чтобы лагерь в Аушвице был приспособлен для проживания этих людей. В самом крайнем случае туда бы потребовалось доставить большое количество продовольствия, но о такой мере никогда не шло речи. Правда состоит в том, что массовые убийства не требовали каких-то особых комментариев со стороны людей, знакомых с реалиями Генерал-губернаторства и восточных территорий. Разумеется, никому не хотелось вдаваться в жуткие подробности или принимать личное участие в убийствах. Тем не менее грандиозность преступлений, совершенных против евреев, советских военнопленных и гражданского населения Восточной Европы, не была ни для кого секретом.