Читать книгу - "Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле - Вадим Волобуев"

Однако, при всей резкости такого сравнения, Войтыла опустил фрагмент из своей речи, где говорилось о недопустимости насилия при решении проблем, — его оставили лишь для печатной версии. Под насилием Иоанн Павел II понимал широкий комплекс явлений: «<…> насилие нуждой и голодом… насилие военного конфликта, которое не снимает, а лишь усиливает напряженность; насилие самых отвратительных видов вооружений, например противопехотных мин; насилие наркоторговли и вреда естественной среде». Как минимум два пункта из перечисленных относились напрямую к США: Вашингтон не подписал договор о запрете противопехотных мин, а незадолго перед визитом отбомбился по Ираку, карая его за нарушение режима санкций. Полным ходом шла подготовка и к бомбардировкам Югославии, чего Ватикан опять же не мог приветствовать. А если заглянуть на несколько лет назад, то можно вспомнить, что именно американская интервенция в октябре 1994 года вернула на пост президента Гаити Жана-Бертрана Аристида — бывшего священника, изгнанного из церкви за приверженность теологии освобождения. Короче говоря, у Святого престола накопился длинный список претензий к Вашингтону.

Клинтон не услышал этих слов, но они присутствовали в заранее розданном журналистам тексте папской речи. Возникла проблема: ссылаться на этот фрагмент или нет? В итоге большинство решило использовать именно печатный вариант. Никто при этом не сомневался, что Войтыла намеренно опустил этот абзац. Очевидно, не хотел отвлекать внимание президента от проблемы прерывания беременности — самого важного из вопросов, в котором Святой престол расходился с Белым домом.

Лейтмотивом папских выступлений в Сент-Луисе прозвучала тема роли США как единственной сверхдержавы. Такой статус, убеждал римский папа, накладывает огромную ответственность и отнюдь не дает права вести себя как слон в посудной лавке. Римский папа будто выговаривал средневековому императору за гордыню, о чем не преминули написать местные газеты, назвавшие Клинтона и Иоанна Павла II (не без преувеличения) самыми могущественными людьми в мире.

Исторические параллели напрашивались и при общении сановного гостя с молодежью, собравшейся на спортивной арене города. Понтифик прямо-таки помолодел лет на двадцать и сыпал спортивными терминами, взывая молодых отдаться без остатка Господу. Его приветствовали, словно рок-звезду, а капитан местного бейсбольного клуба, рекордсмен по хоум-ранам Марк Макгвайр, поцеловал папский перстень. «Папа и кардинал», — броско прокомментировали этот момент в «Ю-Эс-Эй тудей», отсылая к названию команды — «Сент-Луис Кардиналс».

Темой последней проповеди на американской земле стала смертная казнь. Прежние колебания были отброшены. Теперь Иоанн Павел II однозначно выступал против такой меры, идя наперекор собственной пастве. Что греха таить, за смертную казнь обычно ратуют люди консервативного склада, чаще всего верующие. А вот отменить ее требуют те, кто нередко допускает возможность аборта. Свобода — не синоним нравственности, и страх перед властным произволом совсем не тождественен общечеловеческой морали. С другой стороны, и приверженность обычаю не означает верности этике солидарности, хоть за обычай и стоит большинство. Римский папа не следовал стереотипам. Лидер крупнейшей религиозной организации мира, веками допускавшей лишения жизни преступников, теперь рвал с этой традицией. По его просьбе губернатор Миссури отменил казнь наркоторговца, приговоренного к смерти за убийство напарника, его жены и сына-инвалида^[1298].

В эту линию, в принципе, вписывалось и ходатайство о пощаде Пиночета, с которым тогда обратился римский папа к британским властям, задержавшим бывшего главу чилийской хунты после запроса испанского судьи Бальтазара Гарсона. Пиночет был уже не тем грозным солдафоном в черных очках, который позировал фотографам, а всего лишь немощным стариком. Но и в таком виде он продолжать вызывать ненависть у многих. «Матери площади Мая», чьи дети исчезли во время «грязной войны» в Аргентине, в открытом письме сравнили Войтылу с иудеями, распявшими Христа, и взмолились, чтобы Бог не простил Иоанну Павлу II его равнодушия к страданиям жертв правых диктатур в Латинской Америке^[1299].

* * *

В июне Иоанн Павел II снова приземлился в Польше. Стояла такая жара, что во время мессы в Сандомире люди из папского окружения выпили даже воду из чаши для омовения рук. Понтифик в тяжелых одеждах, да еще под пластмассовыми навесами, которые только сгущали пекло, обливался потом. Вдобавок он постоянно находился в свете телевизионных софитов, которые действовали как второе солнце^[1300]. А ведь ему было уже семьдесят девять лет!

Двенадцатидневное паломничество смахивало на инспекторскую поездку, подводившую итоги работ за последние два десятка лет. Никогда еще исторические отсылки в устах понтифика не были столь часты. Рассуждая о новейших событиях, он то и дело вспоминал дела давно минувших дней, а заодно и собственное детство. Пророк вернулся попрощаться с родиной — такое чувство одолевало всех.

Войтыла преклонил колени перед варшавским памятником погибшим в СССР и монументом в честь защитников родины, поставленным в Радзымине — месте польского контрнаступления в 1920 году; на площади Пилсудского в центре столицы он беатифицировал сто восемь жертв нацистской оккупации и причислил к лику блаженных основателей двух женских конгрегаций — Регину Протманн (1551–1613) и Эдмунда Бояновского (1814–1871).

Первым пунктом его путешествия на этот раз стал Гданьск. Шаг символический! Очередное паломничество начиналось там, откуда пошло освобождение от коммунизма. Однако встречал его не вождь революции, а выходец из той самой партии, против которой и бунтовала «Солидарность». Какая грустная ирония судьбы! Слова, что должен был сказать Валенса, — о ценностях независимого профсоюза и вкладе римского папы в дело национального освобождения — прозвучали из уст бывшего члена ЦК ПОРП Квасьневского, который выступил перед гостем с приветственной речью в аэропорту Гданьска^[1301].

С Валенсой, впрочем, Иоанн Павел II тоже встретился, даже дважды: сначала в резиденции гданьского митрополита, а потом в Сейме, куда первосвященник ступил впервые. Его встречали там четыре главы государства: Ярузельский, Валенса, Квасьневский и Качоровский.