Читать книгу - "Экспедиция надежды - Хавьер Моро"

приходах. Но многие противятся этому. Из страха перед оспой они закрывают и покидают свои церкви, что вынуждает меня принять меры для поддержания религии. Бытует поговорка, что «от оспы и чумы бегут здравые умы». Индейцы тоже пускаются наутек, и проблема усугубляется тем, что они разносят болезнь по деревням в глубине страны. Я прошу вас отправиться в зараженные зоны вместе с другими врачами из госпиталя Сан-Андреса и привить столько людей, сколько сможете.

– Да, но… Ваше Высокопреосвященство, как вы упомянули, народ опасается прививать себе болезнь.

Архиепископ протянул ему пачку листов бумаги.

– Это списки жителей, которые я в чрезвычайном порядке истребовал из всех населенных пунктов этой области. Здесь указаны имена тех, кто согласен на вариоляцию, и тех, кто совсем беден: требуется оказать им необходимую помощь.

Бальмис смотрел на него в изумлении. Чтобы клирик такого ранга, как Нуньес де Аро, сделал ставку на медицинский прогресс – это воистину прекрасная новость.

– Для меня честь выполнить вашу просьбу, – промолвил он.

– Помогите нам остановить смерть, доктор Бальмис.

– Я положу на это все силы, – кивнул он в ответ.

Бальмис и его команда отбыли в город Оахака; испанцы называли его также Зеленой Антекерой за сходство с андалузской Антекерой и зеленоватый оттенок каменных стен церквей. Здания и соборы этого прекрасного города были задуманы так, чтобы солнце заглядывало в окна и двери во все времена года. Он славился жизнелюбием и веселым нравом горожан, а также пышностью религиозных праздников, организованных как католиками, так и сапотеками[20]. Но сейчас Зеленая Антекера превратилась в черную Оахаку. На въезде в город горели огромные костры, чтобы очистить воздух. На церковном кладбище люди с закрытыми тканью лицами скидывали трупы в свежевыкопанные рвы. Главная площадь была безлюдна, лишь тут и там можно было наблюдать небольшие группы индейцев – истощенных, как тени, с кожей, испещренной рубцами и пятнами, шрамами на глазах и вздутыми веками. У всех наблюдались симптомы оспы: зеленоватый цвет кожи, чудовищная слабость и непрерывный кашель. Почти не встречались красивые женщины без следов оспин. При приближении врачей многие из них напрягали последние силы, чтобы отползти и спрятаться. Большинство индейцев отказывалось от прививки. Бальмис узнал, что недуг они лечили с помощью паровых бань, что в итоге приводило к еще большему росту заболеваемости. Местные знахари прописывали больному пить и умывать лицо горячей мочой и прикладывать к пораженной коже желтый острый перец чили. «Они живут в плену у страха, – писал Бальмис отцу, – их пугает окружающая действительность; они погрязли в мире, населенном духами и демонами, которые контролируют их жизнь. Они верят, будто подношения их богам или молитвы нашему Господу дадут лучший результат, чем медицинские процедуры. Проблема в том, отец, что многие влиятельные священники точно так же невежественны». Когда Бальмис пытался объяснить одному священнику, что умерших от оспы следует хоронить подальше от церкви, тот ему ответил:

– Подальше от церкви? Подальше от Бога?

– Видите ли, падре, чтобы избежать заражения, следует самым строгим образом соблюдать правила гигиены.

И указал на пару индейцев, которые вместе плескались в пруду неподалеку, стараясь смыть шелушащиеся пятна и корки с гнойников.

– Вы не должны допускать подобного.

Затем он показал на ребенка, пившего из лужи, на рой мух, вившихся вокруг лежащей в гамаке больной женщины, на животных, снующих среди мусорных куч.

– Ни этого, ни этого…

– Мы делаем все возможное, чтобы Господь смилостивился и избавил их от кары, – молимся святым целителям, служим мессы, приносим покаяние…

– Падре, это не работает.

Бальмису и его команде удалось сделать прививку всем, кто значился в списке прелата. В своем отчете о путешествии, который произвел в высшей степени благоприятное впечатление в архиепископстве, Бальмис особо подчеркивал необходимость борьбы с недоеданием, голодом, физическим насилием и загрязненностью индейских поселений. Также он предлагал обучить местные власти – чиновников и священников – практике вариоляции, чтобы они могли уже сами применять этот метод in situ[21]. В знак признательности Нуньес де Аро предложил Бальмису место хирурга в госпитале Сан-Андрес, где лечили самые разные заболевания; это была больница на тысячу коек, расположенных в тридцати девяти корпусах.

– Такого любителя научных исследований, как вы, доктор, наверняка привлечет тот факт, что Сан-Андрес обладает самой большой в Новой Испании фармацевтической базой, а также имеет лабораторию и отделение анатомии и аутопсии.

Бальмис раскачивался вперед-назад. Руки моментально вспотели. Предложение звучало более чем заманчиво. С научной точки зрения Мехико был самым прогрессивным городом во всей Америке. Он мог продолжить изучение курсов анатомии, физиологии и ботаники. Ему еще не доводилось работать в такой крупной больнице, к тому же имеющей такие ресурсы.

Но существовала одна загвоздка.

– Если я останусь в Мехико, мне придется покинуть свой полк…

– Вы могли бы уволиться из армии в качестве резервиста, а я вам помогу.

Так назывались военные, открепленные от своего подразделения; они могли самостоятельно выбирать себе место жительства. При этих словах архиепископа Бальмиса накрыло волной эйфории, он увидел свет в конце туннеля. Он опустился на колени перед прелатом и поцеловал ему руку.

Той же ночью он писал Хосефе: «Я вынужден продлить свое пребывание в Новой Испании по просьбе архиепископа и самого вице-короля.» Это был весомый аргумент, имеющий неопровержимую силу. Но Хосефа на его письма уже не отвечала.

18

Настойчивость доктора Поссе в том, что Исабель должна сделать прививку от оспы вместе с двумя отпрысками семейства Ихоса, в конце концов толкнула девушку на признание.

– Я не хочу подвергать опасности жизнь моего малыша, – лепетала она сквозь слезы. – Умоляю вас, не говорите ничего господам.

Медика совершенно ошеломило услышанное, потому что никак не вязалось с безупречной репутацией Исабель. Помимо того, эта откровенность ставила его самого в весьма деликатное положение. Зная благородный и снисходительный характер дона Херонимо и его супруги, доктор решил, что должен поделиться с ними новостями.

Господа вызвали Исабель в гостиную. Девушка робко вошла; лицо ее было искажено страданием, от стыда она не отрывала от пола покрасневших глаз. С порога она заявила, что вернется в свою деревню, ибо совершила непростительный грех. Исабель ждала бурной реакции, ругани и незамедлительного увольнения. Но она ошибалась. Не последовало ни брани, ни проповедей. В глазах хозяев ей мнился упрек, на деле же они просто не могли прийти в себя от изумления: казалось, кто угодно из слуг был способен так оступиться, только не она. Они сразу поняли, что девушка из-за своей доверчивости и неопытности оказалась жертвой обмана. Дон Херонимо высказался в том ключе,