Читать книгу - "Взлеты и падения великих держав - Пол Кеннеди"

Аналогично объясняется и нежелание Советского Союза идти на перемены в промышленной сфере. Некоторые наблюдатели считают, что в этом едва ли есть необходимость, учитывая поразительные результаты, достигнутые советской экономикой с 1945 года и тот факт, что страна производит, например, станков, стали, цемента, удобрений и нефти больше, чем США^{1138}. Однако есть многочисленные признаки того, что советская промышленность также испытывает стагнацию; период относительно легкого роста, объясняемого амбициозными производственными задачами, на решение которых были брошены огромные силы и средства, подходит к концу. Отчасти это происходит из-за возрастающего дефицита рабочей силы и энергоресурсов (на каждом из этих факторов мы подробно остановимся ниже). Не менее важны неоднократные сигналы того, что производство страдает от бюрократического планирования, от концентрации большей части ресурсов в тяжелой промышленности и от невозможности удовлетворять покупательский спрос и совершенствовать продукцию, чтобы отвечать новым требованиям и выходить на новые рынки. Производство такого количества цемента вовсе не обязательно благо, если на это затрачены ресурсы, позаимствованные из более нуждающегося в них сектора экономики; если сам процесс производства цемента слишком энергозатратен; если готовый цемент требуется транспортировать на большие расстояния, добавляя работы и без того перегруженной железнодорожной сети; если этот цемент поставляется на один из тысяч строительных объектов, начатых советским планированием, но так и не завершенных^{1139}. То же самое можно наблюдать и в гигантской сталелитейной промышленности СССР, большая часть производимого продукта которой, кажется, не востребована, из-за чего некоторые исследователи отмечают удивительный парадокс: промышленное изобилие, а купить нечего^{1140}. Если говорить точнее, эффективные отрасли советской экономики существуют (по большей части те, что связаны с оборонной промышленностью, могут распоряжаться ресурсами и должны конкурировать с Западом), но в целом система страдает от сосредоточенности на производстве в отрыве от рыночных цен и покупательского спроса. Поскольку советские заводы и фабрики, в отличие от западных, не могут уйти из бизнеса, они лишены дополнительного стимула к выпуску конкурентоспособной продукции. Какие бы ухищрения для ускорения промышленного роста не применялись, поверить в то, что при условии сохранения «плановой экономики» какие-то из этих мер возымеют длительный и ощутимый эффект, крайне сложно.

Однако если сегодняшний уровень эффективности производства в СССР можно охарактеризовать как едва удовлетворительный (или, скорее, неудовлетворительный, судя по ставшим более жесткими заявлениям правительства), то в дальнейшем оно еще сильнее пострадает от трех факторов. Первый касается запасов энергоносителей. Стало совершенно очевидно, что высокие темпы роста советской экономики с конца сороковых годов напрямую зависели от огромных запасов угля, нефти и природного газа. Вследствие этого «неэффективный расход» энергии и стали в СССР и государствах-сателлитах значительно превосходит соответствующие показатели Западной Европы, как показано в табл. 46.

Таблица 46.

Килограммы топливного эквивалента по углю и стали, затрачиваемые на производство предполагаемых $1000 ВВП (1979–1980)^{1141}

В случае России столь нерациональное использование было приемлемым, пока запасы энергоресурсов оставались обильными и (относительно) легкодоступными, но сейчас все изменилось, и это прискорбный факт. Возможно, знаменитый прогноз ЦРУ от 1977 года, в котором говорилось, что добыча нефти в СССР достигнет пика, а потом пойдет на спад, тогда и был преждевременным, но тем не менее в 1984 и 1985 годах добыча нефти в России в самом деле немного снизилась впервые за все время после окончания Второй мировой войны^{1142}. Еще большее беспокойство внушает то, что остающиеся (и весьма масштабные) запасы нефти и природного газа расположены глубже либо находятся в районах вечной мерзлоты, таких как Западная Сибирь. За последнее десятилетие, как сообщал в 1985 году Горбачев, себестоимость тонны нефти в Советском Союзе выросла на 70%, и проблема, возможно, лишь усугубится^{1143}. Этим во многом и объясняется стремление России к скорейшему увеличению объемов выработки атомной энергии и удвоению ее доли в производстве электроэнергии с 10 до 20% к 1990 году. Пока преждевременно говорить о том, какой ущерб этим планам нанесла авария на Чернобыльской АЭС, четыре реактора которой производили седьмую часть всей атомной электроэнергии в СССР, вследствие чего после их отключения выросло потребление запасов прочих энергоресурсов, но совершенно очевидно, что в результате этой катастрофы из-за усиления мер безопасности повысятся расходы всей отрасли и сократится темп ее планового развития^{1144}. Наконец, необходимо отметить тот неудобный факт, что энергетический сектор уже поглощает значительную долю капиталовложений — около 30% всех промышленных инвестиций, и эта цифра рано или поздно начнет резко расти. Трудно поверить в сказанное в недавнем отчете: «Если просто сохранить без изменений нынешний уровень капиталовложений в нефтяную, угледобывающую и электроэнергетическую отрасли наряду с ростом целевых вложений в добычу природного газа, то это поглотит практически весь возможный рост капитальных ресурсов советской промышленности за период с 1980 по 1985 год»^{1145}, — ведь последствия для прочих сфер вырисовываются еще более мрачные. Однако общий посыл ясен: для обеспечения хотя бы умеренных темпов роста экономики энергетический сектор будет поглощать все больший процент ВНП^{1146}.