Читать книгу - "Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики - Адам Туз"

Условия, в которых находились заключенные, особенно евреи, были такими ужасающими, что большинство из узников умирало в течение нескольких месяцев. Кроме того, десятки тысяч заключенных перемещались из одного концентрационного лагеря в другой, в зависимости от потребностей. Сам Аушвиц достиг максимальной численности осенью 1943 г., когда в этом лагерном комплексе насчитывалось до тыс. заключенных. В каждый конкретный момент работоспособными считалось 50–60 % от их числа. Эта рабочая сила никогда не использовалась на отдаленных строительных площадках Генерального плана, вопреки намерениям, существовавшим при расширении лагеря в 1941 г. Тем не менее большинство работ, для которых использовали заключенных, было так или иначе связано с программой германизации востока, начало которой было положено в самом Аушвице. Заключенные лагеря участвовали в строительстве престижного химического завода IG Farben в Аушвице-Моновице, как и многих других промышленных предприятий, разбросанных по всей Восточной Силезии^[1664]. Тем самым они закладывали основы силезского промышленного комплекса, который должен был стать соперником Рура. И все же большинство заключенных трудилось в самом лагере, который являлся бастионом немецкой колонизации востока в не меньшей степени, чем выраставшие вокруг него намного более крупные промышленные предприятия. К 1942 г. архитекторы С С начертили планы постоянного комплекса производств с использованием рабского труда в Аушвице-Биркенау, включавшего не менее 600 строений. Более 300 из них успели построить до окончания войны. Кроме того, тысячи заключенных трудились на ферме площадью в 4 тыс. га, которую создал Гиммлер поблизости от Аушвица с тем, чтобы сделать его ведущим центром агрономических исследований на германском востоке^[1665]. С тем чтобы поддерживать жизнедеятельность самого лагеря, С С основали множество мелких промышленных предприятий, включая цементный завод, карьер, бойню, молокозавод и лагерную пекарню. Эти предприятия СС лишь на завершающих этапах войны уступили место собственно военному производству. Такое сочетание труда и убийств достигло в Аушвице максимального размаха летом 1944 г., когда сюда прибыли венгерские евреи, став последней крупной группой, попавшей в машину массового уничтожения^[1666]. В то время как газовые камеры работали на полную мощность, умерщвляя сотни тысяч венгерских евреев, сочтенных нетрудоспособными, десятки тысяч молодых мужчин и женщин были отправлены на важнейшие военные заводы Рейха, разбросанные по всей Германии.

В случае холокоста идеологические императивы явно играли важнейшую роль, но в зависимости от обстоятельств они могли уступать место прагматичным компромиссам. И наоборот, программу Заукеля по принудительному привлечению рабочей силы можно назвать компромиссом между идеологией и практическими потребностями, но с обратным знаком. Главными были запросы военной экономики, но их приходилось примирять с идеологическими требованиями. Как мы уже видели, в момент вторжения Германии в Польшу в 1939 г. никто не собирался отправлять на немецкие фермы «армию» польских работников. Гиммлер как шеф полиции неохотно уступил требованиям Бакке, но выдвинул жесткие условия. Для всех причастных было ясно, что эти условия контрпродуктивны в том смысле, что они делали добровольный наем практически невозможным и снижали производительность работников, доставленных в Германию. Однако гитлеровский режим вложил слишком много сил в проект создания расово чистого общества, чтобы так просто от него отказываться. Имея это в виду, мы можем приписать первые неудачи программы по привлечению «остарбайтеров», случившиеся в 1942 г., медленному устранению этого противоречия между идеологией и прагматическими потребностями^[1667]. Что касается Заукеля, то он, по-видимому, прилагал все усилия к тому, чтобы «его» работники, оказавшись в Германии, подвергались достаточно хорошему обращению, которое бы позволяло им вносить продуктивный вклад в работу военной экономики Рейха^[1668]. Более того, программа по привлечению иностранной рабочей силы должна была служить и идеологической цели, разнося по всей Европе известия о тех благах, которые принесла простым трудящимся национал-социалистическая революция. Однако старые привычки отмирали с трудом. Администрация трудовых лагерей для иностранцев зачастую проявляла небрежность и произвол при выдаче продовольствия. Обитатели лагерей в большинстве случаев не получали в полном объеме питание по нормам, установленным Рейхсминистерством продовольствия. Нам известно несколько хорошо задокументированных случаев хищений, когда продукты, предназначавшиеся для работников Заукеля, попадали на черный рынок. Повседневный, низовой расизм, распространенный среди немецкого населения, находил выражение в упорных слухах о том, что иностранные гражданские лица пользуются незаслуженными привилегиями. Особенно часто мишенью нападок становились итальянцы, которым выдавали много фруктов и овощей, в соответствии с привычным для них рационом. Принципы догматического расизма, которым были заражены и верхи и низы, затрудняли разработку программы по рациональному использованию иностранной рабочей силы. Тем не менее очевидно, что к осени 1942 г. немецкая промышленность приступила к систематическому поиску ответов на новые вопросы, связанные с организацией труда. Какого обращения заслуживают различные категории иностранных работников? Какие меры по повышению производительности труда являются допустимыми? Насколько далеко могут заходить мастера и управляющие, добиваясь от своих иностранных работников максимального производства?

Немецкое руководство особенно сильно занимал вопрос телесных наказаний. Вправе ли фирмы допускать побои нерадивых работников? Заукель как генеральный уполномоченный утверждал, что телесные наказания равнозначны простому нападению (без отягчающих обстоятельств) и именно в таком качестве должны рассматриваться в судах^[1669]. Иностранные работники должны подчиняться строжайшей дисциплине, но ответственность за ее поддержание следует возложить на полицию, суды и С С, которые могут использовать в качестве мощных мер воздействия исправительно-трудовые и концентрационные лагеря^[1670]. Однако подобные процедуры были затяжными и нередко приводили к тому, что наниматель «терял» соответствующего работника^[1671]. Во многих случаях казалось явно более эффективным решить вопрос прямо на рабочем месте. В конце концов случайное физическое насилие было обычным делом в германской промышленности и особенно в угольных шахтах, где вопрос о должном использовании «остарбайтеров» стоял наиболее остро. Как мы уже видели, нехватка угля и шахтеров являлась ключевой проблемой военной экономики Германии еще с весны 1941 г. Обеспечение углекопами шахт Пауля Плейгера, от которого требовали роста объемов добычи, входило в число важнейших приоритетов Заукеля^[1672]. Но эти работники, не получая еды и не соблюдая дисциплину, были бы бесполезны для немецкой военной экономики. По этой причине Плейгер поддержал Заукеля в просьбе выделять для них больше продовольствия. Не получая для своих шахтеров дополнительных калорий, белков и жиров, Плейгер просто не мог выдавать на-гора уголь, в котором так отчаянно нуждалась тяжелая промышленность страны^[1673]. Однако вместе с тем Плейгер выступал за систематическое использование силовых методов. В начале октября 1942 г. Плейгер вместе с Робертом Леем из Германского трудового фронта провел в роскошном отеле «Кайзерхоф» в Эссене рабочую встречу управляющих рурскими шахтами. В качестве главы Трудового фронта Лей совместно с Заукелем отвечал за надзор над иностранной рабочей силой. Ключевым пунктом в программе заседания в «Кайзерхофе» являлся вопрос об «обращении с русскими»^[1674]. Интереснейшая дословная запись этого совещания, которую сделал управляющий Krupp, является не только шокирующим документом, обличающим жестокое обращение с иностранной рабочей силой. Помимо этого, она вскрывает те страхи, которые одолевали руководителей немецкой промышленности всякий раз, как они находили время задуматься о ситуации, в которой оказался Третий рейх. Роберт Лей, как обычно, был пьян. А в пьяном виде он был склонен говорить то, что было у него на уме: «Уголь должен добываться любой ценой. Если не благодаря вам, господа, то вопреки вам». Если Рур не справится с этим делом, то остановится вся германская военная промышленность, а в тот момент, когда идет битва в Сталинграде, это будет означать катастрофу. «После нас ничего не останется, со всем будет покончено <…> Германия погибнет. Всех убьют, сожгут и уничтожат. В конце концов мы сожгли за собой все мосты, причем сознательно. Мы практически решили еврейский вопрос в Германии. Одно это приводит в содрогание». В условиях, когда на карту поставлено столь многое, неуместны ни сострадание, ни излишние церемонии. Никакие меры принуждения не будут чрезмерными, и Лей ожидал, что управляющие шахт поддержат своих бригадиров при насаждении необходимой дисциплины. Как выразился Лей, «если русскую свинью нужно избить», то сделать это придется простому немецкому рабочему: «Вы не станете этого делать и я не стану». Желая убедиться, что слова Лея дошли до управляющих шахт, Плейгер добавил с характерным для него цинизмом: «Под землей темно, а до Берлина далеко». Лей и Плейгер явно ожидали, что немецкие шахтеры будут игнорировать лицемерные инструкции Заукеля. Если «остарбайтеры» не работают, то их надо бить. Но если наниматели все же предпочитали более формальные дисциплинарные меры, то они всегда могли рассчитывать на Гиммлера с его полицией. Плейгер с энтузиазмом сослался на результаты, достигнутые в «небольшом, но образцовом концентрационном лагере», использовавшемся им для того, чтобы обучить дисциплине своих рабочих с Reichswerke^[1675].