Читать книгу - "По следу «Серого». Автобиографическая повесть (книга первая) - Вадим Дёмин"

В ночь с 24 на 25 сентября 1943 года моросил мелкий и нудный дождь. Холодный ветер, казалось, пронизывал насквозь не только наши тела, пробирая до костей, но и саму душу.

Вдоль Днепра стоял густой туман. Едкий запах гари и дыма, смешиваясь со зловониями разлагающихся трупов, дополнял и без того безрадостную, неприятную и мрачную картину.

Короток сон бойца. Все, кому положено, отдыхали. И только нам со Страховым за всю ночь не довелось сомкнуть глаз. Николай Евгеньевич лично решил провести рекогносцировку местности, чтобы выбрать наиболее удобные и в то же время безопасные места для будущих позиций, с которых будет вести огонь минометная рота. Кроме того, ему надо было организовать взаимодействие с соседями, проверить, как несут службу часовые из боевого охранения, все ли готово для форсирования Днепра. Да мало ли дел у командира роты накануне боя? Ему во все надо было вникнуть, пощупать, проверить, чтобы лично убедиться, что завтра не возникнет заминок или сбоя, чтобы потери были минимальными.

А я, как привязанный, неотступно следовал за ним с большой коробкой радиостанции «6 ПК» за плечами.

Радиостанции типа 6-ПК – переносная довоенная (обр. 1931—38 гг.) рация КВ диапазона малой мощности. Это была устаревшая, несовершенная, тяжеловесная, питаемая от сухих источников питания, тяжелых и быстро теряющих емкость. Но она была основным средством радиосвязи в батальонном звене.

До войны, на гражданке она применялась на больших стройках, в колхозах. В Великую Отечественную получила название «Малая политотдельская», потому что использовалась не только для связи в войсках, но и политработниками в политотделах. Ввиду малой мощности (0,5 – 1 Вт) 6-ПК обеспечивала связь командира батальона с командиром полка и в сетях артиллерийских дивизионов.

Ввиду своей громоздкости у радистов она получила другое название – «Шестиведерная полковая клизма (ШПК)». Хотя она и значилась по техническим характеристикам как «переносная», но таскать ее на «загривке» было крайне неудобно. Короб радиостанции состоял из двух упаковок: приемо-передатчика – 12,5 кг. и упаковки питания – 11,7 кг.

Чтобы развернуть рацию и подготовить ее к работе мне требовалось не более 3—4 минут, но чаще всего Страхов пользовался телефонной связью. Иногда обстановка требовала ограничения использования открытой радиосвязи, поэтому мы переходили на телеграфную связь – работу ключом. Но отдельные командиры почему-то считали, что работающая рация навлекала огонь противника. Может быть это было простым совпадением, а возможно немцы действительно засекали нас и брали радиоточку под обстрел. Неоднократно снаряды разрывались в непосредственной близости от меня. Как говорится, береженого Бог бережет, поэтому окоп связиста относили подальше от огневой позиции.

Кроме основной обязанности – радиста, я выполнял функции связного, посыльного, личной охраны и ординарца одновременно, поэтому мне за ночь по несколько раз пришлось наведываться в подразделения роты, чтобы передать то или иное устное или письменное распоряжение Страхова.

Утро 25 сентября застало Страхова на КП командира стрелкового батальона, в составе которого мы должны были войти в город с северо- востока, чтобы соединиться с войсками Калининского фронта, наступающими с севера.

В 4.30 началась артподготовка – предвестница будущего наступления, а в 8.00 мы были уже на левом берегу Днепра.

Противник бил прямой наводкой. Но даже шквальный огонь уже был не в силах остановить решительного порыва войск. Каждым бойцом теперь двигало только одно желание – во что бы то ни стало достичь противоположного берега, чтобы успеть закрепиться на нем и дать возможность своим товарищам, идущим следом, тоже удачно форсировать водную преграду, расширить плацдарм и продолжать наступление дальше.

Настала очередь переправы и минометной роты. Лейтенант Страхов ломал голову, где взять столько подручных средств, чтобы успешно, а главное, с минимальными потерями выполнить поставленную задачу? Штатных плавсредств не хватало. Многие из них были уничтожены прямым попаданием в них снарядов и мин. Тогда ротный приказал использовать все, что только было на берегу: доски, бревна, плоты, пустые бочки.

Чтобы ускорить процесс переправы и получения информации о ее ходе, что называется из первых уст, он направил меня в первый взвод с приказанием уточнить всю информацию у командиров взводов.

Я кубарем скатился вниз с откоса. Вдруг почувствовал, что-то тупо ударило меня в левое плечо, а затем острой болью отдалось в шею. Я вначале не придал этому значения, подумав, что просто ушибся при неудачном приземлении или слегка вывихнул плечо. Но оказалось, что пуля угодила мне в ключицу. «Хорошо, что не в голову, – подумал я потом, – ошибись она еще на несколько сантиметров, меня бы не было уже в живых». Наскоро перевязав рану, чтобы не текла кровь, я добежал до того места, где шла переправа первого взвода. Там меня уже перебинтовали получше. И когда я докладывал Страхову о выполнении приказания, он все смотрел на алое пятно на моей гимнастерке:

– Серьезно ранило?

– Да так, пустяк, товарищ лейтенант. Слегка царапнуло.

Я боялся, что командир отправит меня в лазарет, и я пропущу самый главный момент – штурм города. Надо же такому случиться? Столько ждать этого дня и вдруг пропустить его, лежа на госпитальной койке. Видимо, на моем лице в тот момент было такое умоляющее выражение, что Страхов пожалел меня:

– Ладно, скажи санинструктору, пусть покрепче перевяжет, а то мне, действительно, придется оставить тебя на попечении медицины. Но после боя, чтобы духа твоего здесь не было – сразу в медпункт!

– Так точно! Есть! Спасибо, товарищ лейтенант!

Большей благодарности от Страхова я тогда не ждал.

К исходу 25 сентября, после упорных и тяжелых боев Смоленск был полностью очищен от врага. Мы вышли на его северо-западную окраину на развилке трех магистралей: Витебской, Оршанской и Рославльской.

За участие в боевых операциях по освобождению Смоленска приказами Верховного Главнокомандующего И. Сталина от 25 сентября 1943 года и Командующего 31-й Армией генерал-лейтенанта Глуздовского В. А. всему личному составу нашего батальона были объявлены благодарности. а я был представлен к награждению медалью «За отвагу», но представление где-то затерялось, и я награды так и не получил.

IX. Борьба с агентурой противника

После того, как город был освобожден от врага, мы приступили к выполнению привычной для нас задачи – очищению Смоленска от фашистов, которые разрозненными группами бродили по его окраинам, а также от мародеров, диверсантов и прочей нечисти.

Ежедневно наш батальон по несколько раз поднимался по тревоге и выезжал на очередное задание. Вражеские группы численностью от 10 до 100 человек бродили в окрестностях Смоленска с оружием в руках, продолжая сеять смерть.

Кроме того, нашему батальону была поручена и другая очень ответственная миссия – охрана члена Чрезвычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников главного хирурга Советской Армии генерал – лейтенанта медицинской службы Бурденко Н. Н.24 и оказание содействия работе комиссии.

Образована она была Указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 ноября 1942 г. На ЧГК было возложено собирание документальных данных, их проверка и подготовка материалов о злодеяниях нацистских преступников, ущербе, причиненном советским гражданам, колхозам и государству в результате оккупации части советской территории армиями гитлеровской Германии и ее союзников. С этой целью ЧГК проводила учет фактов убийств и насилий оккупантов над беззащитными людьми, а также учет ущерба, причиненного вторжением и действиями гитлеровских захватчиков.

За 26,5 месяцев оккупации в Смоленске гитлеровские палачи расстреляли и замучили более 135 тысяч советских граждан, в том числе женщин, стариков и детей. Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко – фашистских захватчиков и их сообщников, работавшая в Смоленске после их изгнания, обнаружила 87 мест захоронений. Останки убитых и замученных советских граждан были перенесены в братские могилы.

Чрезвычайная государственная комиссия осенью 1943 года в районе Гедеоновки и деревень Магалинщина – Вязовенька обнаружила зарытыми в траншеях 8 500 трупов. В основном это были гражданские лица, в том числе старики, женщины, дети. Было установлено, что здесь 15 июля 1942 года разыгралась страшная трагедия. Фашисты ликвидировали в Смоленске еврейское гетто (находилось на северной окраине города, в Садках). Более 1 800 беззащитных женщин, стариков, детей еврейской национальности были удушены отработанными газами в специальных автомашинах и зарыты в траншеях. Там же в 1942—1943 годах