Читать книгу - "Санкт-Петербург и русский двор, 1703–1761 - Пол Кинан"

ПОЛИЦЕЙСКАЯ АДМИНИСТРАЦИЯ И СОЦИАЛЬНОЕ ДИСЦИПЛИНИРОВАНИЕ

Движущие мотивы петровских реформ вызывали немало дебатов, прежде всего по поводу потребности государства в более действенных способах получения средств на финансирование военных действий во время Северной войны²¹⁷. Но каковы бы ни были эти мотивы, ясно, что для достижения своих целей Петр опирался на образцы уже существующих полицейских уставов (Polizeiordnungen) других европейских государств. Такие уставы начали вводить в Священной Римской империи германской нации в ответ на потрясения, вызванные событиями Реформации. Пример действенности этих указов, введенных на высшем имперском уровне, стал толчком к внедрению во второй половине XVI в. более детально разработанного законодательства на подвластных империи территориях²¹⁸. Позднее, на протяжении XVII в., в таких государствах, как, например Швеция и Пруссия, тоже появились свои регламенты, в которых отразилось стремление укрепить центральную власть правителей над их владениями, а также наделить общество более рациональной и упорядоченной системой защиты от определенных злоупотреблений, направленных против собственности, личности или нравственности²¹⁹. Для некоторых государств, особенно для Пруссии, этот процесс был крайне важен в связи с необходимостью оправиться после разрухи, принесенной Тридцатилетней войной, и уверенно претендовать на более заметное положение как в составе Священной Римской империи, так и в Европе в целом²²⁰. Другие страны в тот же период становления военно-фискального государства подталкивала к введению таких регламентов необходимость повысить внутренние поступления на покрытие растущих расходов и на военные нужды²²¹.

Хотя российское общество раннего Нового времени не претерпело точно таких же перемен, но ситуация в России начиная с середины XVII в. изменялась под влиянием двух важных факторов. Первым из них оказался церковный раскол, который подорвал позиции церкви как главного средоточия нравственного и культурного авторитета в русском обществе. Вторым фактором было постепенное осознание высшими слоями русского общества необходимости взаимодействия с остальной Европой. Это осознание выразилось в расширении торговли с Западной Европой, в росте числа иностранцев, приезжавших в Московию, в появлении некоторых европейских элементов в культуре русской элиты. Оба этих фактора до некоторой степени способствовали утрате культурной идентичности, что можно связывать с общей атмосферой кризиса в 1670–1680-х гг. Кризис проявлялся в народных бунтах против системы налогообложения, в волнениях среди военной верхушки, в конфликте из-за престолонаследия после смерти царя Федора Алексеевича в 1682 г. и в провале Крымских походов 1687 и 1689 гг. Как полагает М. Раев, перед лицом этого кризиса оказалось, что Московское государство не располагает средствами, чтобы успешно справиться с этой ситуацией²²².

В то же время кризис позднемосковской культурной идентичности, в особенности вызов главенству православной церкви, обострил связанную с ним проблему социального дисциплинирования. При этом следует проводить различие между социальным дисциплинированием и социальным контролем, хотя они, разумеется, взаимосвязаны и нередко дополняют друг друга. Социальное дисциплинирование определяют в литературе как осознанные попытки центральной власти изменить взгляды общества и его поведение. Социальный контроль, напротив, имеет отношение к закреплению традиционных правил и практик того или иного общества²²³. Реформация потрясла европейское общество. Ей сопутствовали перемены, которые усиливали это потрясение, являясь одновременно его следствием. Так, быстрое развитие книгопечатания, подъем гуманистического образования и вместе с тем вызов авторитету церкви в нравственной сфере изменили как отношения внутри общества, так и отношения между государством и обществом. Стремление внести ясность в эти отношения и урегулировать их как раз и можно усматривать в государственных мерах, подобных Polizeiordnunugen, а позднее в появлении камерализма. Этот ход рассуждений критиковали по нескольким причинам – например за акцент на регламентацию, а не на общественную реакцию на нее, – и действительно, на практике эти меры не были лишены недостатков. Однако столь же важно усматривать в этом законодательстве свидетельство готовности властей взяться за решение осознанных ими проблем в сфере экономики и морали²²⁴.

Что касается России, то церковь на протяжении раннего Нового времени была сильнейшим фактором, влиявшим на социальную дисциплину, но ее моральный авторитет был подорван расколом и внедрением, согласно Соборному Уложению 1649 г., светских наказаний за преступления, ранее находившиеся в юрисдикции церкви²²⁵. В царствование Петра I, а особенно после смерти патриарха Адриана в 1700 г. государство неуклонно сужало автономию церкви, и, в то время как она еще сохраняла огромное влияние на русское общество, церковная политика, похоже, все больше определялась интересами государства. Этот процесс окончательно оформился с учреждением Святейшего синода в 1721 г. и с выходом «Духовного регламента», в результате чего церковь оказалась в подчинении государству²²⁶. В самом деле, с точки зрения Петра и его ведущих советников, церковь должна была служить средством распространения власти царя и государства и в рамках «осознанного усилия» направлять русское общество, а в некоторых случаях изменять его взгляды и поведение²²⁷. При Петре особая роль «доброго порядка», воплощенного в полицейской администрации, была неотъемлемой частью программы реформ в целом. Тогдашняя практика других стран, например Швеции, давала ценные примеры того, как жизнь общества может регулироваться «добрым правлением», чтобы сделать усилия государства и общества более эффективными²²⁸. Ранние авторы-камералисты выдвинули иную модель – максимальное увеличение экономического потенциала государства путем эффективного управления, – но такая тенденция в России заметно обозначилась позднее, в реформах Екатерины II в 1770–1780 гг.²²⁹