Читать книгу - "Семейная хроника - Татьяна Аксакова-Сиверс"

Познакомившись с Эрикой Александровной за партией бриджа у общих знакомых, Николай Геннадьевич проявил доблестную энергию и устроил ее на работу в возглавляемый им экономический отдел автохозяйства. При этом он «не просчитался». Обладая умом мужского склада, Эрика Александровна стала ему незаменимой помощницей и даже взяла на себя значительную часть его обязанностей.

У меня сразу установились прекрасные отношения с этой милой и интересной женщиной, и однажды она, в виде большой милости, дала мне на прочтение свою любимую книгу, которая каким-то чудом сохранилась при разгроме ее таллинского имущества. Книгой, которую я, с разрешения хозяйки, увезла в Поляны, оказалась «The Story of San-Michele» шведского врача Акселя Мун-те. Ни имя автора, ни название произведения мне ничего не говорили, так как, находясь в местах отдаленных, я понятия не имела о том, что эта книга уже тридцать лет победоносно шествует по всему миру, будучи переведена на тридцать языков.

По мере чтения я все более и более поддавалась очарованию книги и в полной мере соглашалась с отзывом о ней комментатора «Манчестер Гардиан»: «Я редко читал что-либо столь тонкое и столь трогательное. Тут стиль, остроумие, юмор, большое знание людей смешаны с той своеобразной простотой, которая часто бывает признаком гениальности» (1929 год).

И тут мне пришла в голову дерзостная мысль: поскольку некоторые ее главы (работы с Пастером, с Шарко, заметки о собственном опыте врача-невропатолога) посвящены вопросам медицинской практики и этики, я решила перевести фрагменты «Повести о Сан-Микеле» на русский язык для «благого просвещения» вятскополянских докторов. Постепенно, увлекшись этим делом, я перевела главы о студенческой жизни в Париже (80-е годы XIX века), о холере в Неаполе, о Лапландии, раскопках на острове Капри, землетрясении в Мессине — и приехала с рукописью в Москву.

У Наташи Потоцкой я встретила известного переводчика Евгения Анатольевича Гунста, который посоветовал мне обратиться с моим еще не вполне законченным переводом в «Гослитиздат», находившийся на Новой Басманной улице. Заведующий западноевропейским отделом Емельянников встретил мое предложение издать книгу Мунте весьма прохладно, но, по счастливой случайности, в это время в его кабинет вошел кто-то из сотрудников и, увидев заглавие, воскликнул: «Ах, это та книга, о которой мне все уши прожужжал приехавший из-за границы Голенищев-Кутузов! Но он, кажется, сам хочет подать заявку на ее перевод!»

Пока Голенищев-Кутузов раздумывал, я приналегла на работу и через короткий срок положила Емельянникову законченную рукопись, которая и была принята. Редактором назначили молодого человека приятного вида Владимира Сергеевича Финикова, по-видимому, доброго знакомого завотделом, с которым у меня сразу установились самые милые отношения в духе светского салона. Летом 1961 года Фиников вызвал меня телеграммой в Москву для подписания договора и получения 60 % гонорара, выражавшегося, за вычетом налога, примерно в девяти тысячах рублей. (Дело происходило до денежной реформы.)

Поблагодарив Финикова и сделав ему некоторый подарок, который он вполне заслужил своей заботой обо мне, я тут же купила небольшую пишущую машинку (которой пользуюсь в настоящую минуту), холодильник «Саратов II» и вернулась в Вятские Поляны, окрыленная самыми радужными надеждами на быстрое появление книги Мунте в печати. Надеждам этим не скоро суждено было сбыться, и мой путь переводчика оказался весьма тернистым!

Через год я получила от Финикова письмо о том, что, ввиду резкой нехватки бумаги, все издания, даже подписные, приостановлены. Причина была объективная, и я с ней легко смирилась. Дальше дело пошло гораздо хуже. В 1963 году началось «смятение чувств» в литературном мире в связи с выступлением Ильичева (нападки на «Новый мир» и Твардовского в связи с напечатанием Солженицына, Некрасова, Эренбурга и др.).

Придя осенью в «Гослитиздат», я увидела новые лица, весьма неодобрительно настроенные к Акселю Мунте и его книге. (Ни Емельянникова, ни Финикова я не видела.) Новая заведующая западноевропейским отделом Миронова огорошила меня словами: «Лицо автора книги о Сан-Микеле нам неясно! Кто он такой?! Родился в Швеции, учился в Париже, жил на Капри и издал свой роман в Лондоне! Это какой-то космополит!» Я поняла, что тут надо переждать, дать людям одуматься, и благоразумно удалилась.

Прошел еще год. В 1964 году я услышала по радио выступление нового заведующего «Гослитиздатом» Косолапова с перечислением «прекрасных» книг, ими выпущенных, и письменно напомнила ему о еще одной «прекрасной» книге, лежащей у них под спудом. Ответ я получила от Мироновой, которая свой гнев переключила с Мунте на меня. Мой перевод якобы «плох и требует переработки». Я снова проявила максимум терпения и, указав на параграф договора, по которому все претензии ко мне должны быть предъявлены в течение четырех месяцев, а не через четыре года, выражала тем не менее согласие пересмотреть рукопись.

Все закончилось самым неожиданным образом: «для ускорения дела» мне было предложено пригласить за счет недополученных мною 40 % гонорара «внештатного редактора», который наложит на рукопись последний блеск и исключит то, что следует исключить из текста. Я на это с радостью согласилась.

Дальше пошли уже настоящие чудеса: в 1967 году я была вызвана в издательство для просмотра гранок, а в 1969 году «Легенда о Сан-Микеле» вышла тиражом в 50 тысяч экземпляров, была раскуплена в несколько дней и является уже библиографической редкостью. Название «Повесть» было предусмотрительно превращено в «Легенду», так как в этом жанре допустимы некоторые идеалистические наслоения.

Отношение ко мне в «Гослитиздате» резко изменилось в лучшую сторону. Когда я поблагодарила Миронову за хорошую вступительную статью Софьи Тархановой, она мне неожиданно сказала: «А знаете ли вы, что вам еще предстоит получить деньги? Приходите на днях». Я этого никак не ожидала, зная, что мои 40 % пошли «внештатному редактору» Гуровой (очень эрудированной женщине, которую я также поблагодарила). Оказалось, что 15 тысяч экземпляров, предусмотренные договором, были утроены. Таков был блистательный конец моей борьбы за книгу Акселя Мунте, за которую я получаю благодарности со всех концов страны, начиная со студентов и кончая людьми моего поколения.

Хотя я уделила теме моей борьбы с «Гослитиздатом» (переименованным теперь в «Издательство Художественной Литературы») слишком много строк, все же, для «разрядки», хочу вспомнить один курьезный случай, связанный, насколько я могу понять, с именем Акселя Мунте.

Находясь в 1965 году на лечении в Нижнем Ивкине (грязевой курорт в 60 верстах от Кирова), я взяла в местной библиотеке 10-й номер журнала «Новый мир» (за 1962 год) и принялась за чтение рассказа Каверина «Косой дождь». В главе, описывающей приезд советских туристов на остров Капри, я напала на абзац, заставивший меня буквально подпрыгнуть на скамейке, на которой я сидела. Привожу его дословно:

«Всем хотелось посмотреть виллу Горького, но гид повел нас в дом какого-то шведского писателя — Валерия Константиновна /героиня рассказа/ немедленно забыла его имя. Гид сказал, что ему принадлежит „Жизнь святого Михаила“ — так называется книга, которую он создал, то есть написал».