Читать книгу - "Ты следующий - Любомир Левчев"

Сталин до 24 лет не покидал пределы Грузии. Конечной целью его первого путешествия из родной долины была Сибирь. Взгляды по поводу будущих концлагерей сформировались именно там. В 1905 году Сталин отправился в Темпере. Но тогда этот финский городок находился в пределах Российской империи. «Курица не птица — Финляндия не заграница». Только в 27 лет он пересек границу и оказался в Стокгольме. В 1907 году Сталин поехал на съезд в Лондоне и два-три месяца провел в Берлине. В 1912–1913 годах дважды съездил в Краков к Ленину и разок в Вену (на родину своего соперника Адольфа Гитлера, который был тогда 25-летним художником). И это, по-видимому, все заграничные путешествия Иосифа Виссарионовича до революции. А после нее вождь покидал СССР всего дважды, причем с огромной неохотой: один раз слетал в Тегеран, второй — в Потсдам. Замкнутый человек, который всегда ненавидел путешествовать, закрыл Россию на замок…

•

В Брюсселе я всегда спешу побывать на большой старинной площади. Среди ее каменных кружев я чувствую себя междометием в некоей мистической легенде. По ступенчатым крышам и островерхим башням моя душа поднимается к зеркальному небу. Тело при этом совсем не против остаться внизу, в средневековом трактире. Я пью пиво «Быстрая смерть» и никуда не спешу. Как-то раз один мой бельгийский приятель упомянул, что напротив этого заведения в кукольного вида гостинице останавливался сам Сталин… Если это правда… Тогда, может, это случилось в 1907 году, по дороге в Лондон? Или на обратном пути? Но важно ли это? Я думал, какими глазами смотрел вождь на всю эту красоту, какие чувства испытывал. Восхищение? Классовую ненависть? Одиночество? Страх?

•

Когда Джугашвили победил Бронштейна, это, по существу, оказалось победой одной из двух противоборствующих тенденций в советской системе: экспансионизм, трансграничность, авангардизм были побеждены изоляционизмом, эгоцентризмом, догматизмом… Государство, чьим гимном был «Интернационал», превратилось в заколдованный монастырь, в концентрационный лагерь, в мрачный мавзолей светлого идеала. Из записок Троцкого мы узнаем, что когда Зиновьев предложил выдвинуть Сталина на пост генерального секретаря ЦК, Ленин нехотя согласился, пробормотав: «Этот повар будет готовить нам только острые блюда». Большевики считали, что выбирают себе повара. А выбрали себе палача.

Точно так же, как три упомянутых личности различны до невозможности, так и большевики представляют собой невиданную смесь различных созданий, сплоченных не на жизнь, а на смерть неким идеологическим абсолютизмом и общей политической целью.

В 1920 году в статье «Детская болезнь „левизны“ в коммунизме» Ленин пишет: «Большевизм существует, как течение политической мысли и как политическая партия, с 1903 года». Все в том же обозначенном за точку отсчета 1903-м, но уже в книге «Что делать?», мы встречаем первый словесный портрет большевиков, получившийся достаточно пафосным: «Мы идем тесной кучкой по обрывистому и трудному пути, крепко взявшись за руки. Мы окружены со всех сторон врагами, и нам приходится почти всегда идти под их огнем. Мы соединились, по свободно принятому решению, именно для того, чтобы бороться с врагами и не оступаться в соседнее болото, обитатели которого с самого начала порицали нас за то, что мы выделились в особую группу и выбрали путь борьбы, а не путь примирения». Позднее Ленин охарактеризует большевиков как высокосознательный «пролетарский авангард». Вот его черты: преданность революции, выдержка, готовность к самопожертвованию, героизм. Среди причин успеха большевиков он называет самую строгую централизацию и железную дисциплину.

Ленин навязчиво повторяет словосочетание «русский пролетариат». Плеханов и Мартов предупреждали его, что он фетишизирует нечто невидимое и несуществующее, что в России есть рабочие, но нет настоящего, в понимании Маркса, пролетариата. На подобные сомнения Владимир Ильич всегда реагировал злобно и саркастично. Русский пролетариат был ему необходим, чтобы пролетарская партия и ее марксистская программа обрели историческое право на пролетарскую революцию.

После победы Октябрьской пролетарской революции, после того как пролетарская партия пришла к власти и установила диктатуру пролетариата, Каутский снова затронул больное место: «Что Советская власть есть диктатура, это бесспорно. Но есть ли это диктатура пролетариата? <…> Выходит как будто бы, что наиболее безболезненное осуществление социализма обеспечено тогда, когда оно окажется в руках крестьян».

Тогда Ленин молниеносно извергнул яростную книгу против «ренегата» Каутского. Перевел ее на всевозможные языки и распространил всеми доступными ему способами — как тест на благонадежность коммунистов.

А насколько важно было понять, существовал ли в России пролетариат «в марксистском смысле»? Не похоже ли это на спор софистов, на дотошный талмудизм? В моем сознании все еще подпрыгивают, как камешки в пустом сите свихнувшегося золотоискателя, фразы из учебников по марксизму: «класс в себе» и «класс для себя». Разница между рабочим и пролетарием крылась в осознании необходимости классовой борьбы, захвата власти и установления диктатуры пролетариата. Революция! Диктатура! Красный террор! Вот что волновало Ленина. Для этого ему и был нужен пролетариат.

Пролетарий Маркса перестал видеть во сне нивы своего прадеда. (Какой фрейдизм до Фрейда!) Да. Наверняка потомственным металлургам, слесарям, шахтерам и ткачам как революционному ядру пролетариата нивы во сне не являлись.

Но и русским рабочим не снились дедовы поля, потому что у их дедов никогда не было собственных полей. Им снились нивы, которые дадут им большевики. И чтобы уж наверняка все сбылось, они продолжали спать в своих деревнях, одетые по-мужицки.

Искренно ли заблуждался Ленин или сознательно взращивал ложь в своей доктрине, дабы воспользоваться манящим идеалом и готовой программой Маркса для того, чтобы оседлать поднимающуюся и без его помощи революционную волну и узаконить диктатуру? Тут трудно утверждать что-либо с уверенностью.

Но можно быть уверенным в том, что великое разграбление царской России было осуществлено посредством красного террора и диктатуры русского пролетариата-фантома.

Кто реально властвовал в Советской России? Старый и новый рабочий класс? Конечно нет. Во власти забаррикадировалась та самая маленькая большевистская когорта. Революционеры стали партийно-государственной верхушкой. Даже не сами вожди, а те, кто прятался за их спинами согласно священному принципу всех тайных обществ: «Никогда — первым!»

Вождь большевиков убедил миллионы бедняков и страдальцев, униженных и оскорбленных во взбунтовавшейся России, что они пролетарии, что это их диктатура и их царствие, называемое будущим. Почти любой человек с легкостью может открыть у себя в душе горькое чувство, что его эксплуатировали, унижали и мучили, особенно в детстве.

Так вот теперь представьте себе, как отреагировала на это русская восставшая беднота, которой дали оружие и право экспроприировать своих экспроприаторов, мучить своих мучителей. И вы говорите, что пролетариата не существует?!

А ложь, однажды прокравшаяся в пришедшую к власти идеологию и внедренная в массовое сознание, всегда и везде размножается быстрее, чем несущие гибель клетки рака.