Читать книгу - "Наливайко - Иван Леонтьевич Ле"

— Плевать ему на это… — Нечипор и сам громко сплюнул. — Ему и во сне грезится королевская власть. Пообещать ему корону, хотя бы и украинскую, — пойдет за Украину. А пока что польская корона ему больше улыбается, — старая родня с королями… На нас под Острополем, как на татар, напал, ни одного рыцарского предупреждения: поделил натрое свое войско, и не то чтобы напугать, — мы ведь не такие простаки, как те, которые плетутся за нами, — мы же казаки. Ударил смертным боем, едва вывернулись…

Косинский остановился у западных ворот и показал на дол, где чернела полоса вражеского лагеря, дымились костры:

— Если бы знать, что их всего лишь столько, — нам незачем было бы отсиживаться в этой постыдной осаде.

— А больше их и нет. Вот такою, пан гетман, полосою мы обложены кругом.

К ним подошел Григорий Лобода, дебелый полковник с Низу. Косинский спросил его мнение о лагере осаждающих. Лобода не. скрывал своей неприязни к гетману, даже подчеркивал ее, где мог, и на вопрос Косинского не спешил ответить. Только выпрямил свою дородную фигуру и нарочно долго вглядывался с высокого вала во вражеский лагерь.

— Думаю, пан гетман, что об этом следовало бы поговорить с Вишневецким.

— Не понимаю. Вы шутите, пан полковник?

— Какие там шутки! Переговоры с врагом — не новость во время войны, и не всегда это свидетельствует о слабости. Черкасский староста любит поговорить с казаками.

По капризу ли перечит полковник гетману или издевается над его стратегическими способностями? Но Косинскому не до самолюбия. Он желает согласия с сечевым начальством и делает вид, будто слова полковника Лободы принимает за шутку.

Все же Косинский меняет фронт, пробует добиться единодушия с Нечипором:

— Пан полковник шутит. Вишневецкий еще на- днях вон как резался с полковником Нечипором. За достояние князей Острожских как на татар напал. Правду говорит пан Нечипор: на чорта Вишневецкому наша государственность, когда он с Острожским ее уже имеет! Князь лишь торгуется с короною, как поделить власть над казаками…

— А я думаю, пан гетман, что полковник прав, — вмешался и Нечипор. — Несмотря на все это, Вишневецкий — казакам человек свой и веры нашей, почему и не поговорить с ним?..

— Однако с вами, полковники, не сговоришься… А кого вам не жалко было бы послать на глумление врагу?

Полковники незаметно переглянулись и тактично обошли упрек гетмана. Лобода, будто серьезно соображая, предложил:

— У меня среди добровольцев найдутся люди близкие Вишневецкому. Они и нам мало помогут, и Вишневецкому не очень уже нужны. Пошлем одного..

Нечипор, не возлагая особых надежд на это посольство к Вишневецкому, поддержал Лободу лишь из традиционной солидарности низовика.

В тот же день после обеда посол был снаряжен. Слух об этом обошел всю Пятку, и на западный вал собралась добрая половина войск Косинского. Двум пушкарям с обеих сторон ворот приказано было заложить ядра и быть наготове. На воротах собралось все начальство армии Косинского. Кто-то, на мороз глядя, выпил, вопреки казачьему обычаю быть трезвым в походе, и рвался в бой.

Снежные тучи обволакивали землю и, несмотря на раннюю послеобеденную пору, становилось темно. Казака-посла наставлял Лобода:

— С князем поговоришь наедине — и ни с кем больше. Никаких писем. Передай, что персонально с ним мог бы говорить сам гетман и ты его устами предлагаешь снять осаду. За это черкасские войска будут помилованы гетманом, а сам князь получит возможность осуществить свои предложения относительно украинской государственности… А если нет, то пускай берегутся, мы не посмотрим, что он украинский князь. К нам на помощь с Низу идет сам Микошинский. Так и скажи.

Посол слово в слово заучил наказ своего полковника. С вала тысячи глаз следили, как казак целиною проходил к лагерю Вишневецкого, по колена утопая в снегу. Белый платок на его копье трепетал над. головой, точно звал на. помощь… И лишь тогда, когда вечерняя тьма скрыла казака, затерявшегося в оврагах и выступах взгорья, Косинский отвел утомленные глаза и пробормотал:…..

— Ничего из этого не выйдет. Придется сидеть здесь, пока Вишневецкому не надоест стеречь нас среди этих долин.

Или пока Жолкевский не подошлет своих жолнеров.

Не подошлет….

Почему вы в этом так уверены, пан гетман? — вспылил Нечипор., — Если будем сидеть, то нас возьмут, как наседку на яйцах. Давно бы нужно было ударить, еще под. Острополем, прямо на Гулевича. Может-быть, и в самом деле Вишневецкий на этот раз не посмел бы тронуть казацкое войско и мы вот спали бы на подушках у Серёдзянки…

— Ого, пан полковник, вы чересчур воинственны!. И что это вам так Середзянка пришлась по вкусу? Не, обидит ли ее князь у пана Нечипора?

Смех окружающих разрядил назревавшую серьезную. ссору между гетманом и полковниками. Да и за уверенностью Косинского, что Жолкевский не пошлет на него своих жолнеров, казачье начальство могло заподозрить дела, в которых Косинский не имел намерения признаваться.

— Нет, не отбил, пан Криштоф… А полковница из нее, вышла бы-не хуже княгини, будьте уверены… Когда ходили мы на валахов еще с Подковою, она девочкой была. Чаркой угощала с немецким вином. Такая женская поступь, брови уже начинали шевелиться, в ушах золото… Да и княгиня вышла… чужая.

— Даже жалко Януша.

На валу стоял уже общий хохот, который и спас Косинского. Нечипора знали в войске как завзятого и удачливого волокиту. Его намеки на чарку из рук Сюзанны, дочки чешского князя Середзяна, поняли как жалобу на неудачное ухаживание и издевками допекали полковника.

Из города всплывала на вал громкая и пьяная щедривка:

Ой, посеред двору виросла береза, —

Щедрий вечір, добрий вечір.

А на тій березі золотеє гілля…

Золотеє гілля та срібне коріння,—

Щедрий вечір…

Ой, як налетіли та райскі пташки, —

Щедрий вечір, добрий вечір.

Кору обдзьобали, гілля поломали,

3 жадоби й коріння з землі! покопали, —

Щедрий вечір…

— Щедрый вечер… — подхватил кто-то на крепостном валу, неподалеку от гетмана Косинского.

Этот голос в лад поддержал глухой бас Лободы, за ним — голоса других старшин. Щедривка властно тянула их к народу. Косинского же она оставляла еще более одиноким и чужим в среде казаков.

Косинский, криво усмехаясь, поднял голову и ушел с вала.

Ночная тьма как бы сливалась с монотонной щедривкой. Пахло свежими гречневыми оладьями на растопленном свином сале, варенухой и вышкварками.

— Щедрый вечер…

Падал крупчатый снег, сбивая вниз густой дым, поднимавшийся над хатами. Все крепчал мороз и усиливался резкий ветер.

Всю ночь Криштоф Косинский не мог заснуть на жесткой постели пяткинского ксендза.