Читать книгу - "Интимные места Фортуны - Фредерик Мэннинг"

тот заварил чай и принимал его как лекарство, без всякого удовольствия. Берн заглянул в газету в надежде найти что-нибудь о войне, но там кроме немногих бесцветных подробностей с французского фронта практически ничего не было, никто ничего не знал. Было похоже, что действует слепая природная сила, которой невозможно управлять, которую невозможно осмыслить, и нельзя даже предугадать ее направление в следующий момент времени. Боевой дух войск был на высоте, о поражении не могло быть и речи, но предсказать, насколько весь этот конфликт затянется, было выше человеческих сил. Возможно, стоило посмотреть на это с научной точки зрения, но научный метод состоит из проб и ошибок. Берн лишь мельком проглядел торжественно-пустые фразы и задался вопросом, сможет ли он до построения раздобыть в сапожной мастерской новую пару башмаков, неофициально конечно. Когда, наконец, старик закончил свои чайные процедуры, Берн получил остатки горячей воды и отправился бриться. У сапожников к нему тоже благоволили и дали пару башмаков, уверив, что башмаки эти по модели и качеству предназначены исключительно для офицеров и сделаны из специального индийского сафьяна, о существовании которого Берн прежде и не подозревал.

— Строго говоря, — уверял его приятель Снобби Хейнс[25], — это офицерские башмаки. Но размер такой махонький, что можешь забрать их себе, если придутся впору. Хоть бы нам остаться тута на подольше, местечко — что нада! Пара славных кабачков, мамзельки. Не то чтоб я находил чего-то в этих французских девках, поверь, по сравнению с моей зазнобушкой, что дома осталась, любая из них будет дура дурой. Но уж если не можешь получить всего чего хотца, будь доволен тем, што есть.

Берна не взволновал сокровенный смысл этого изречения, он все принимал и во всем соглашался безоговорочно, в этом был один из секретов его счастливого существования. Ему понравились новые башмаки, поскольку их кожа действительно была крепкой, но при этом мягкой и упругой, и если их еще хорошенько смазать, держали бы воду… Да кто ж начищает башмаки на действительной службе?

Развод был в десять, им предстояло заняться строе вой подготовкой. Но когда они построились, сержант Тозер спросил, есть ли кто-нибудь, кто умеет печатать на машинке. В строю никто не отозвался, Берн тоже промолчал, хотя когда-то игрался с «Бликом»[26]. Они выдвинулись в поле и занялись строевой. Но в одиннадцать появился полковой штаб-сержант, снова был затребован человек, владеющий машинописью, и поскольку снова никто не вызвался, Полковой вызвал Берна и допросил его с пристрастием. Он отлично знал, что Берн — покладистый малый, и, когда тот под давлением признался, что знает, как пользоваться пишущей машинкой, ему было приказано явиться в канцелярию к часу дня.

Ему очень не хотелось браться за такую работу. В печатанье на машинке он был тем еще специалистом, но это мало его заботило, ему не нравилось, что придется целый день сидеть под пристальным взглядом начальства. Он не имел опыта общения со штабной братией, но, пусть даже с чужих слов, имел стойкое предубеждение против людей, составляющих штат канцелярии. Поэтому для него было прямо-таки облегчением узнать, что для этого имелись все основания, а значит, не было необходимости даже пытаться подстроиться к новым условиям. Работа его была временной, и его заботой было сделать так, чтобы она не стала постоянной. Для ее окончания в обозримом будущем, решил он, самым подходящим будет строить из себя усердного и недалекого придурка, попросту говоря, «включить дурака». Он уже завоевал для себя определенное положение среди бойцов роты и не хотел что-либо менять, а намерен был к ночи вернуться на занятую им койку в глубине помещения и всласть оторваться среди шумной и бойкой на язык компании своих товарищей.

Младший капрал принял его недоверчиво и отослал к капралу, лицо которого носило печать свирепости. Тот представил его штаб-сержанту, походившему на кота и оскалившемуся вставными зубами в осуждающей улыбке. Он, казалось, расценивал Берна как очередную напасть, которую Господь в своей непостижимой мудрости выбирает, чтобы покарать своих верных слуг. Пока шла эта небольшая церемония, в канцелярии появился капитан Моллет, на которого были временно возложены обязанности адъютанта. Они вытянулись по стойке смирно; в ответ он холодно и небрежно бросил руку, как бы удостоверяя, что заметил их присутствие. Но когда, усевшись за свой стол, он перевернул какие-то бумаги, Берн, встретившись с ним глазами, уловил мелькнувшую на мгновенье озорную мальчишескую насмешку. Казалось, что-то в Берне всегда вызывает в нем веселье. Остальные, естественно, заметили все это, с подчеркнутым безразличием делая вид, что ничего не замечают, и недоумевали, что мог бы означать этот неформальный обмен приветствиями.

— Объясните Берну, что от него ожидается, — приказал штаб-сержант младшему капралу с почти заискивающей благожелательностью, однако и с легким нажимом на слово «ожидается», что придало оттенок елейности его язвительно-презрительному тону. Берн уселся за маленькую «Корону»[27], чтобы немного познакомиться с ней. Однако не все его внимание было приковано к машинке, он отдавал себе отчет в том, что остальные внимательно его изучают, да и сам он уже осторожно выдвинул тоненькие усики антенн и аккуратно ощупывал ими окружающую обстановку, пытаясь разобраться в сложившейся ситуации. Определяющим фактором был, безусловно, штаб-сержант, двое других — не в счет, или, грубо выражаясь словами правильных ребят, им пора смазывать лыжи.

Когда капитан Моллет, старавшийся проводить минимум времени в этой неприятной атмосфере, вышел, они снова принялись болтать между собой. Постороннему трудно было следовать за предметом их беседы, но ее манера была предельно проста.

Берн сразу понял, что его специфическое задание — чистая выдумка, даже младший капрал Джонсон не был обременен работой, вся дневная норма печатания на машинке не требовала и двадцати минут времени. На самом деле этой роскошной компании требовался всего лишь мальчик на побегушках, и хотя Берн обычно старался не использовать вульгарных выражений, он точно знал, куда пошлет их, если те попытаются превратить его в главного денщика при канцелярии. Поэтому, когда пришло время сделать перерыв на чай, он не стал соревноваться с младшим капралом за право принести чай для штаб-сержанта, а, прихватив свой котелок, пошел на полчасика к своим.

— Ну и как те там? — поинтересовался сержант Тозер.

— О! Тепленькое местечко, — безразлично ответил Берн. — Я не прочь потащиться там недельку-другую, но ваще-то не та работа, за которую я бы