Читать книгу - "Штрафбат. Наказание, искупление (Военно-историческая быль) - Александр Пыльцын"

И я, стараясь не дождаться даже легкого толчка выпускающего инструктора, делаю шаг в эту молочную бездну Успеваю подумать, что я не прыгаю, а просто шагаю, но чувствую, как за моей спиной срабатывает тот самый фал, и ранец открылся. Какие-то секунды свободного полета, когда я кувыркаюсь в воздухе, и вдруг, будто кто-то сильно встряхивает меня за плечи, и я чувствую себя в подвесной системе, будто удобно усевшимся в кресле. Вот теперь, как в густом, но быстро рассеивающемся тумане, возникают фигурки людей на площадке приземления, чуть в стороне — тот самый автомобиль с лебедкой, которая удерживает на тросе наш не летательный, а «воздухоплавательный» аппарат.

Какое ощущение парения в воздухе! Будто я — тот самый пушкинский орел, который «парит неподвижно со мной наравне»! Петь хочется, и я действительно запеваю, почему-то чапаевскую про ворона, которую так любили иногда мои штрафники. Земля приближается, и пора готовиться к встрече с ней, к приземлению. Делаю все так, как учили, и сам весь «собрался», и ступни ног вместе, сами ноги слегка согнуты в коленях для пружинящего касания земли… А она все еще далеко и приближается как-то медленно. На секунду расслабился, но вдруг заметил, что приближение земли идет с огромным ускорением! Не успеваю придать нужное положение ногам, как плюхаюсь на землю всем телом… Куда девалось и песенное настроение, и радость от парения «наравне с орлом», а жаль, так было все хорошо… На второй прыжок иду с неохотой, а мне говорили, что второй прыжок — самый приятный…

Снова надеваем парашюты, снова «основная стойка» парашютиста, слегка согнувшись, чтобы дать возможность инструкторам проверить все, что нужно. Подходит снова Белоцерковский, говорит, что видел мою оплошность, что так бывает со многими, так как расстояние до земли трудно определить с первого раза. Но наука, мол, это несложная, уже второй прыжок всегда успешнее первого, расстояние определяется вернее. Успокоил. Иду на второй заход с возродившейся уверенностью. Все-таки говорю выпускающему: «Ну что, не приходилось меня выталкивать?», отвечает: «Да просто не успел, только руку поднес, а ты уже пошел». Далее все повторяется, и команды, и подход к дверце, и купол над головой, и орлиное парение, успеваю даже «порулить» парашютом при помощи строп, и землю встретил, как надо, и приземление правильное! Вот когда полностью ощутил себя счастливым!

Прошу, можно ли еще разок, но нельзя. Во-первых, больше двух раз в день не положено, а во-вторых, парашюты собственной укладки уже израсходовал, а на чужих — тоже ни-ни! Зато потом, когда прыгали с самолетов, когда приобрели опыт, оказалось, и на чужом, если инструктор уверен, и даже без занесения в «прыжковую» книжку и итоговую ведомость, если уж очень хочется — тоже можно! Но это уже когда бывали в дивизиях корпуса, а потом и в своей.

А бывать там приходилось довольно часто, но почему-то чаще всего в самой отдаленной, дислоцировавшейся в Каунасе и его окрестностях 7-й гв. дивизии, которой командовал сравнительно молодой, 38-летний генерал-майор Рудаков Алексей Павлович, вскоре ставший начальником штаба ВДВ, сменив на этом посту генерал-лейтенанта Воронцова Г. Ф., пробывшего там после генерала Рождественского недолго. Кстати, когда командир 8-го вдк генерал Еншин проводил сборы комдивов, то мне, как единственному в корпусе автомобилисту-«академику», поручал проводить с ними занятия и зачеты по новым «Наставлениям по автомобильной службе». Генерал Рудаков у меня был самым «успевающим», отличником.

Генерал-майор Рудаков А. П.

Когда я прибыл в десантный корпус, начштаба ВДВ был Воронцов, но по войскам ходили живые воспоминания о предыдущем, генерал-лейтенанте Рождественском Серафиме Евгеньевиче, весьма колоритном генерале, в рассказах о котором, или добрых анекдотах о нем, всегда подчеркивался добрый его то ли белорусский, то ли кавказский акцент. Когда в командование ВДВ вступил генерал Маргелов, Рождественский стал его заместителем, а вскоре ушел в отставку. Возраст подошел.

Из Полоцка в 7-ю Каунасскую десантную дивизию мы обычно добирались поездом, а то и парашютным способом из Витебска, где стояла 103-я воздушно-десантная под командой полковника Попова, более солидного возрастом, чем генерал Рудаков. Иногда эти посещения совмещались: вначале мы ехали к Попову, работали там дней пять, потом летели на совместные учения под Каунас, проводили там завершающий этап учений, затем оставались для обычной работы по проверке и оказанию помощи. Моя работа заключалась в основном в проверке технического состояния автотракторной техники, правил ее эксплуатации, парковой службы и правильности расхода моторесурсов. Когда наши корпусные ПДСники проверяли парашютную подготовку автомобильных или авторемонтных подразделений, удавалось вместе с ними прыгать и мне, иногда даже не по одному разу в день.

Вспоминаю нашу работу в отдаленном от Каунаса гарнизоне Гайжюнас, в военном городке, где дислоцировались на значительном удалении даже от малых деревень учебный центр и, кажется, 226-й пдп (парашютно-десантный полк). Там рассказывали то ли были, то ли очередные легенды о генерале Маргелове. Вот одна из них, коротенькая.

Беседуя в переполненном солдатском клубе с рядовыми десантниками учебного центра, Василий Филиппович спросил, нравится ли им здесь служить. В ответ хором: «Нравится, товарищ командующий!» Тогда командующий говорит: «Ну что тут может нравиться, ни в увольнение сходить, ни в деревенском клубе с девчонками потанцевать, руками их потрогать. Что тут может молодому, сильному десантнику нравиться?» Тогда уже в солдатском фольклоре бытовала фраза «бог создал рай, а черт учебку в Гайжюнай». Поэтому совершенно неожиданными были в ответ задорные голоса, и опять почти хором: «Пейзаж, товарищ командующий!» Маргелов расхохотался, а вместе с ним долго сотрясался от всеобщего хохота весь солдатский клуб.

Вторая легенда — о самовольщике. Ехал генерал рано утром из Каунаса в этот городок на дивизионном ГАЗике. В последней деревеньке, не доезжая до военного городка километров 5–7, увидел голосующего на дороге солдата, остановился. Солдатик подбегает, увидел «Дядю Васю», опешил, но не растерялся и «отдал рапорт»: мол, рядовой-десантник Петров выполняет задание командира такого-то батальона. Маргелов спросил, не нужно ли его подвезти в гарнизон, десантник доложил, что за ним приедут. Догадался командующий, что перед ним самовольщик, и, прибыв в полк, немедленно объявил «тревогу». Через несколько минут, когда ему доложили, что полк построен и все люди налицо, генерал вызвал комбата и спросил, подтверждает ли он доклад комполка, тот ответил утвердительно. Тогда генерал сам подает команду: «Рядовой Петров такого-то батальона, выйти из строя!» И как же был удивлен командующий, когда из строя, четко печатая шаг, вышел тот самый самовольщик и рассказал честно, как он сумел прицепиться за запасное колесо, укрепленное на задней стенке кабины генеральского ГАЗика, и таким образом оказался «в нужное время в нужном месте». Комбат тут же объявил самовольщику 10 суток ареста с содержанием на гауптвахте. «Дядя Вася» Маргелов добавил: «По отбытии наказания объявить рядовому Петрову 15 суток… отпуска на родину, не считая дороги. Это за то, что он сумел, как истинный десантник, найти единственно правильное решение в, казалось бы, безвыходной ситуации». Было ли такое на самом деле, но на генерала Маргелова это очень похоже.