Читать книгу - "Зеркало и свет - Хилари Мантел"

– Кто вас поймет, Кромвель?

– Я много лет платил вам денежное содержание и теперь вижу, что пустил деньги на ветер. Я платил вам, чтобы вы следили за родственниками, а теперь выясняется, что вы ничего не знаете. Это нерадение или глупость или вы меня нарочно водили за нос? – Когда Джеффри не отвечает, он добавляет: – Считайте это шестидесятым вопросом.

Мартин вносит две свечи и подсвечник.

– Джеффри, – говорит он, – у французских купцов есть обычай, который они называют vente à la bougie^[62]. Допустим, у вас есть что-то на продажу. Может, тюки с шерстью, может, книга, а может, зáмок. Собираются заинтересованные стороны, пьют вино, обсуждают условия, а затем начинают предлагать ставки… и предлагают, пока горит первая свеча. Мартин, зажги свечу, пожалуйста.

– Я ничего не знаю об этом обычае, – говорит Джеффри. – Никогда о нем не слышал.

– Потому-то я вам его и объясняю. Когда свеча догорела, ставки прекращаются. Однако кто захочет заключать поспешную сделку? И продавцу, и покупателю нужно время подумать. Зажигают вторую свечу. Ставки могут повыситься. Когда догорает вторая свеча, сделка заключена.

Хриплый смех.

– Они так нерешительны, ваши друзья-купцы?

– О, они мне не друзья, – отвечает он самым невинным тоном. – Просто какие-то французы. Я с ними лично не знаком. Однако знаю, как это бывает. При второй свече ставки растут сильнее. Каждый за столом думает: я предложил больше всех… и тут же видит, что покупка от него уплывает. Он шарит по карманам, просит у друзей взаймы – и обнаруживает, что заплатил намного больше, чем собирался. Так вот, вы предложили нам несколько жалких пенсов. Я думаю, с вас можно получить добрую тысячу фунтов. Покопайтесь в своих закромах и найдите, чем сможете меня убедить.

– И что я получу? – спрашивает Джеффри.

– Caveat emptor, – отвечает он. – Это-то самое увлекательное. Вам придется делать ставки вслепую.

Он принес бумаги. Пока свеча горит зазря и Джеффри обливается пóтом, он выкладывает на стол стопку документов. Мартин приносит чернила, затем песок, и всякий раз, как тюремщик уходит за дверь, Джеффри провожает того глазами, как будто присутствие Мартина дает какую-то защиту.

– Извините, – говорит он, – я воспользуюсь свободным временем. Мне надо ответить на письмо епископа Латимера. Он в Хэйлском аббатстве, разбирается с их мошенничеством. С тем, что зовется Святой Кровью.

У Джеффри Поля дергается рука – при упоминании столь чтимой реликвии ему хочется осенить себя крестом, но осторожность берет верх.

– Латимер говорит, это какая-то смола, но, когда ей показывают монеты простых людей, она становится жидкой. – Он возвращается к письму Хью. – Не бойтесь меня отвлечь, как будете готовы сделать ставку.

Следующая бумага в стопке должна была бы отправиться Ричарду Ричу в палату приращений – речь идет о роспуске женского монастыря в Моллинге. Однако к листу приколота адресованная ему собственноручная записка аббатисы. Это Маргарет Вернон, наставница Грегори, заботливо учившая его писать свое имя и читать «Аве Мария». Я буду у вас, пишет она. Буду в пятницу. За один день мне из Кента и обратно не доехать. Я старею. Мне придется остановиться у вас на ночь.

– Мартин, – говорит он, – я нутром чую, что мой друг скоро захочет мне что-нибудь рассказать. Принеси записи милорда Саутгемптона, чтобы они были у меня под рукой.

– Саутгемптон, – кривится Джеффри. – Он разозлился, когда я назвал его просто Фицуильямом.

– Понимаю. Если меня сделают графом, я буду ожидать от вас обращения соответственно моему титулу.

– Вас? – хмыкает Джеффри. – Сказочка про края, где рыбы посуху гуляют.

– А деревья распевают, – соглашается он. – Теперь я начну задавать вопросы. Вы будете отвечать. А я решу, могу ли принять ваши ответы.

– У вас нет доказательств! – взрывается Поль. – Вы вменяете мне слова, слова, слова. Однако вы не можете подтвердить, что они вообще были произнесены.

– У меня есть письма.

– Мой брат жжет свои письма.

– Ваш брат Монтегю? Почему, интересно? Кучка пепла может быть красноречивой.

За окном темнеет. Он проглядывает заметки Фицуильяма, дает тишине время созреть. Чувствует на себе взгляд Поля. Первая свеча догорела, и Мартин, взглядом испросив у него дозволения, зажигает вторую от огарка.

– Это то, что называется le dernier feu^[63]. Пока свеча горит, я принимаю ставки.

– Я не играю в ваши игры.

– Уверяю вас, это серьезная сделка. Я по-прежнему предлагаю торг. Помогите мне заполнить графы. Часть уже заполнена, но, как видите… – он поднимает бумагу, – есть еще пробелы. Я предлагаю вам жизнь. Вы будете жить на моих условиях, не на ваших, тем не менее это будет ваша жизнь. Тихая жизнь. Вдали от двора. Я не жесток. Вы будете получать содержание. Достаточное для джентльмена.

Пусть Поль это обдумает. Он возвращается к письму Маргарет Вернон. Она хочет заключить сделку. Давайте я продам одну из монастырских усадеб. Из этих денег я выплачу пенсион сестрам и рассчитаюсь со слугами. Оставшееся будет моей долей. Одинокой женщине хватит. Я знаю людей, у которых смогу поселиться.

Он думает, у меня не выходит помогать женщинам. Доротее. Моей дочери. Леди Рочфорд. Они приносят мне свою боль и терзания. Говорят, что растеряны, сиротливы, утратили надежду. Я даю им деньги. Либо, в случае королевской дочери, лошадь, драгоценный камень, совет.

Солнце зашло. Le dernier feu горит оранжевым светом.

– Говорите, Джеффри. Когда последний огонь догорит, станет темно. Тогда я переломаю вам ноги. И это будет только начало.

Поль вскакивает с табурета. От резкого движения пламя пригибается. Он, лорд – хранитель малой королевской печати, хватает подсвечник – дешевый, оловянный:

– Не дергайтесь! Не сокращайте свое время. Вы еще можете поторговаться. Нет? В таком случае, Мартин, неси станок.

– Станок? – спрашивает Джеффри. – Что это?

– Нечто вроде тисков, куда мы зажимаем руку или ногу, чтобы сломать.

Мартин не трогается с места.

– Я уверен, – говорит тюремщик Полю, – что вы не хотите утруждать милорда.

– Смотрите на свечу, – советует он.

– Матерь Божия, спаси меня.

– Не спасет, – устало говорит он.

Снаружи всходит луна. Его мысли постоянно возвращаются к Маргарет и ее письму.

– Знаете, – говорит он Джеффри, – мне все это надоело. Мартин, принеси заодно молоты.

Он возвращается к бумагам. Просьба Маргарет Вернон необычна, однако вполне разумна. Условия указаны точно – эта женщина кое-что смыслит в законах, – цифры на первый взгляд выглядят достоверными. Джеффри на табурете пытается сжаться в струнку. Голова втянута в плечи, глаза закрыты. Если тронуть, почувствуешь, что каждая жилка в теле дрожит.