Читать книгу - "Иван Калита - Максим Ююкин"

В пасти большой белой печи весело отплясывает огонь, и на потных раскрасневшихся лицах людей, заполнивших жарко натопленную гридницу тверского княжеского дворца, словно лежат его алые отблески.

— Не ведаешь, Лука Валфромеевич, по какому такому делу позвал нас князь? — наклонившись к уху соседа, спрашивал престарелый, давно не покидавший своих хором боярин Федор Степанович. Старику тяжело было переносить жар и духоту: он вяло обмахивал лицо зеленым шелковым платком и беспрестанно раскрывал дряблые, словно жеваные, губы, как выхваченная из воды рыба. Удивленный таким невежеством, Лука высоко вскинул густые черные брови, на которых жемчужной пылью блестели мелкие капельки пота.

— Известно, по какому! Разве ты не слыхал: великая рать идет на нас из Москвы. Заволжские волости уже в огне. Коли так и далее пойдет, невдолге и наш черед настанет. Вот и желает Михаил Ярославич, дабы мы всем миром поразмыслили, как быть с этакой напастью.

— Стало быть, снова война?

— Да уж, похоже на то, — вздохнул Лука Валфромеевич и, опасливо оглядевшись по сторонам, понизил голос: — Разве что Михаил Ярославич сам, по доброй, как говорится, воле от княженья своего отступится да в чужих землях приюта искать отправится.

— Ну, это ты, брат, того... через край хватил, — с неудовольствием отозвался боярин Федор. — Сие на нашего князя совсем не похоже. Насколько я знаю Михаила Ярославича, он скорее сложит голову, нежели согласится стать изгоем.

— Ну и времечко! Совсем люди стыд потеряли. Где это видано, чтобы братанич препирался с дядей о княженье?! Старейшество уже ни во что не ставится, — не обращаясь ни к кому особо, проворчал гладкий осанистый толстяк с одутловатым лицом и красными мясистыми губами.

— Князь, князь, — прошелестело по гриднице. Разговоры тут же прекратились, и лица всех присутствующих, приобретя строгое и торжественное выражение, повернулись к золоченой двустворчатой двери, ведущей в княжьи покои, за которой все более отчетливо слышались твердые стремительные шаги.

Едва Михаил Ярославич в сопровождении княжичей Дмитрия и Александра появился на пороге гридницы, все сразу поняли — без боя Тверь не сдастся: на подвижном выразительном лице князя ясно читалась сумрачная решимость. Не взглянув на поднявшихся при его появлении бояр, Михаил Ярославич подошел к епископу за благословением и лишь после этого занял свой окованный серебряными пластинами столец с окаймлявшими его высокую закругленную спинку смарагдами и лалами. Князь обвел собрание темным страдальческим взглядом.

— Братия моя! — громко и отрывисто произнес Михаил, положив руки на подлокотники и слегка подавшись вперед, как изготовившийся к прыжку зверь. — Всем вам ведомо, какая гроза идет ныне на нашу землю. Братанич мой, князь Юрий Данилович, попирая все божеские и человеческие законы, долго домогался У меня великого княженья, на кое я заступил по праву старейшего в нашем роду и по воле цесаря татарского. Желая уберечь наш край от войны, я согласился уступить Юрию володимерский стол. Но ему сего мало!. Теперь он вознамерился завладеть и исконной нашей отчиной и, как видно, жаждет истребления всего тверского княжьего рода! Подскажите мне, что делать! Должно ли мне предать себя, свою семью и всю Тверскую землю злой воле братанича или с мечом в руках выйти встречь непримиримому ворогу, как велит мне разум и честь княжая? Жду вашего слова! Как приговорите, так и будет.

Когда князь умолк, в гриднице на несколько мгновений притаилась тяжелая тишина. Потом она рассыпалась громкими, перебивающими друг друга криками:

— Да что тут решать! Не видать Юрию Твери!

— Ишь, чего удумал, идол бесноватый!

— По напору и отпор держи!

— С тобою, княже, нам не то что с Москвою — со всем адовым воинством сразиться не боязно! Поглядим еще, кто кого!

— А ты, владыко, что скажешь? — глубоко тронутый оказанной ему поддержкой, но старавшийся казаться спокойным, обратился Михаил Ярославич к епископу Варсонофию. Все притихли и выжидательно воззрились на священника.

— Сказано: обнаживший меч от меча да погибнет, — откашлявшись в кулак, тихим мерцающим голосом произнес владыка. — Мы все были свидетелями того, сколь много миролюбия и смирения изъявил ты, княже, до последней возможности пытаясь избежать брани с московским князем, иже грозит ныне смертию и разорением и тебе и всем тверитянам. Не твоя вина, что не умилостивилось сим сердце злобного недруга. А посему отринь сомнения, вложи меч в десницу свою, и да пребудет с тобою божие благословение.