Читать книгу - "Письма с Прусской войны - Денис Сдвижков"

По типу казаки высокого роста, все очень прямые и хорошо сложенные; однако борода, которая иногда походит на еврейскую, делает их вид еще более грозным^[1737]. На лицо они сухощавые, в морщинах, волосы на голове так коротки, будто бы их общипали. Рубаха со стоячим воротом и открытой грудью — разве что у многих из этого отребья ее нет и вовсе. Сверху они носят длинное платье наподобие наших шлафроков — красное, синее или зеленое, перевязанное красным поясом. У всех поголовно при этом меховые шапки.

Вооружены они ружьем и длинной пикой, длиной футов в 12. На ней привинчивается длинное железное острие или штык, которым они протыкают своего противника — особенно невооруженного. Эта пика возится горизонтально, упором в правое стремя. Так что, когда калмыки^[1738] дефилируют рядами, это составляет весьма грозное зрелище. Пистолеты у них заткнуты за красный кушак сзади на пояснице. Помимо этого у них можно видеть более 10 разнообразных видов другого холодного оружия. Все их оружие изготовлено из отличной шведской стали.

Русские пехотинцы сплошь носят красные мундиры, у них среди прочего имеется ужасный тесак в три пальца ширины и такой же длины, как кавалерийская сабля^[1739].

Обмундирование гусар — голубое с черным^[1740]. Конница, драгуны и прочая кавалерия, имеют хорошие мундиры, упряжь у лошадей также приличная.

Ненавистные калмыки почти во всем походят на казаков. Только по лицу они отличны почти от всех людей. Глаза у них маленькие, как у кошек. И посажены намного ближе к носу, чем у других людей. Когда они вертят пикой или нагайкой, то показывают зубы, как оскалившиеся собаки. Их язык, как и выговор прочих русских, грубый и варварский.

То, что они едят людей — вовсе не выдумки. Кроме того, что у многих несчастных родителей при опустошении этой местности незаметно пропадали дети, в одном утерянном бауле нашли половину [трупа] ребенка. Мясо, особенно сырое, — их любимая еда. Хлеба они едят мало, а масла не употребляют вовсе^[1741].

По вере они настоящие язычники. Вместо Бога они носят с собой бумажную картинку или фигурку. Если их дела плохи, этого несчастного божка наказывают нагайкой, а если хорошо, суеверно боготворят^[1742].

У некоторых с левой стороны лук для стрельбы, а стрелы висят за плечами.

Насколько животный характер имеет поведение казаков и калмыков и насколько непонятны их богослужебные обычаи, настолько же зверскими должны быть и наказания для них. И тем не менее они их не боятся. Сами офицеры говорят о них, что они (казаки и калмыки. — Д. С.) нужны лишь для того, чтобы двигаться перед армией, прокладывать ей дорогу и внушать перед ней ужас и робость. Один из российских офицеров так и сказал: «Похоже, это знак, что Бог должен быть очень рассержен на Новую Марку, если попустил дойти сюда этому народу». А генерал Фермор, говорят, объявил, что, если он привлечет к баталии это исчадье, Бог не дарует ему удачи. И поэтому их не применяют при баталиях регулярным образом. Но довольно об этом. Теперь я перейду далее —

II. Несчастное сожжение Кюстринcкой крепости

В это воскресенье вся российская армия в количестве от 70 до 80 000 человек собралась в миле от Нойдамма в Каммине, имении генерала фон Врееха, и двинулась прямо на Кюстрин.

Авг. 15. Но что за страх! Сегодня в 8 часов наши сердца задрожали так же, как наши дома. Ибо началась ужасающая канонада, которая производилась обеими сторонами, в Кюстрине и против него. Уже через полчаса поднялся сильный дым, и в продолжение 28 часов бушевал пожар, подобный раскаленной печи. Все думали, что это форштат с этой стороны [Одера], который комендант крепости приказал поджечь; однако от русских офицеров мы с прискорбием удостоверились, что это [горит] сама крепость. Под прикрытием упомянутого форштата русские со своими орудиями пробрались почти к крепостным орудиям и могли таким образом со всем удобством бросать внутрь неисчислимое количество бомб и брандкугелей.

Какие за этим последовали неисчислимые бедствия и стенания! Даже один русский офицер признавался впоследствии, что жалобные крики жителей необыкновенно тронули и его варварскую душу. Известно, что к Кюстрину не посылали трубача [с предложением о сдаче], не велось правильной осады и обстрела, но он был немедленно подожжен посредством брандкугелей^[1743]. Это произвело жесточайшее опустошение. В самом городе не осталось ни одного целого жилого дома. Жалкие остатки всего города представляли лишь гарнизонная церковь, превращенная в лазарет, и казематы, — и то потому, что они собственно располагались на валу. Однако из стен крепости не был поврежден ни один камень. Какой позор! какой стыд! И это поведение армии, которая называет себя христианской? Не следовать даже правилам войны, жестоким самим по себе, — напротив, действовать как поджигатели^[1744]?