Читать книгу - "Письма с Прусской войны - Денис Сдвижков"

Затем необходимо было сделать квашню: при отсутствии посуды они рыли яму в земле, клали туда палатку и затем месили тесто на ней. После наступала очередь выпекать — и для этого у них тоже было кое-что изобретено. После этой многочисленной армии почти не осталось следов полевых хлебных печей, зато они делали печи везде, где имелись хотя бы небольшие возвышенности. Сначала они несколько срывали горку, чтобы получилось порядочное отверстие; затем вырывали полость примерно ¾ локтя в высоту, некоторые объемом не более шефеля. Вверху из холма выходил дымоход. Такую полость они основательно прогревали, затем выгребали уголья и клали туда тесто. Если они могли найти кирпичи, то выкладывали из них внутри полости очаг. В местностях, где у них был лагерь, подобные печи можно видеть повсеместно^[1701].

Но поскольку не все могли выполнить такую трудную работу или у них не всегда было время, чтобы помолоть, заквасить, сделать печи, достать дрова, протопить и испечь, то они всегда были голодные и не согласны были удовлетвориться куском — это должен был быть целый хлеб, которого сразу по прибытии требовали все. Тогда как те, кто не мог покинуть лагерь, должны были долго голодать — и не только солдаты, но и сами офицеры, как почти можно заключить из следующего обстоятельства. В одной деревне у крестьянина на квартире стоял поручик, присматривавший за молотьбой. Его хозяин был им доволен, а иногда беседовал с ним, и так как они довольно доверяли друг другу, то крестьянин пожаловался как-то, что люди поручика ведут себя все хуже, потому что они отобрали у его соседа несколько шефелей муки. Но вместо ожидавшегося им от офицера какого-то сочувствия и заверений в том, что он будет за солдатами лучше смотреть, его поручик выразился совсем в ином тоне, что он отнюдь не может это поставить солдатам в вину, да и сам он, если бы нашел муку в мешках, тоже бы ее забрал.

Так они различными способами должны были раздобывать себе хлеб. То, что таким же образом они могли достать мясо, было показано в предыдущем повествовании. Рыбу в прудах они могли найти и выловить лучше, чем сами хозяева, — очень редко можно так походить на рыбака, как они. Частично рыболовную снасть они имели с собой, частично брали в близлежащих деревнях, где могли найти, и отвозили в собой в места, где были пруды. Их собственные снасти состояли лишь из бредня, за который несколько человек, раздевавшиеся донага, брались за оба конца, а также по краям, в форме полумесяца, и шли с ним вброд, пока вода не доходила до головы — там, где было возможно, от одного берега до другого. Таким способом они ловили карпов, в частности, в Гросс-Каммине и Квартшене: в первом месте они значительно проредили количество рыб, а во втором, спустив пруды, забрали все. Этим повсеместно занимались не только молотильные команды, но и постоянно сновавшие туда-сюда казаки. Их примечали в лагере заходившими в офицерские палатки с карпами. Да и двое самих господ офицеров, которым был поручен надзор за помолом на Камминской мельнице, однажды также совершали подобный моцион, по русскому обыкновению нагишом, в другом, рыбном пруду мельника, находившемся рядом с мельничной запрудой. Не заметив, что этот пруд можно было спустить^[1702].

В остальном большим деликатесом для стола господ офицеров была селедка и свежие огурцы. Для солдат же лакомством было, когда они крошили сырую красную свеклу и хлеб в походную флягу, заливая водой, и ели в качестве похлебки. Если же затем на еду к сухарям у них были свежие луковицы вместе со стрелками, это считалось хорошим обедом. Великолепной пищей становилась, если в одном горшке они варили горох, в другом свеклу, затем то и другое перемешивали и растирали черпаком, выкладывали в миску и заливали отваром от красной свеклы. Если же еще и имелось мясо, то это был настоящий пир — даже если им был только кусок конины, явные следы чего имеются повсеместно.

Что касается их питья, то пехотинцы, которые не выходили за лагерь, вполне удовольствовались водой, которую они из‐за их просторного лагеря иногда вынуждены были ходить брать очень далеко. Тогда как гусары и казаки, у которых часто была возможность, коей они и пользовались, посещать деревни, тем более жадно напивались водкой. О том же, чтобы в лагерь доставлялись пиво и водка, не заботился никто — кроме маркитантов, которые жили на извлеченные из этого прибыли.

Если многие русские сами обеспечивали себя, не жалея при этом своего здоровья, то тем более это касалось лошадей. Так как у крестьян не было припасов сенной сечки, а сделать ее русские или не умели, или считали слишком обстоятельным и утомительным, то их лошади должны были пастись: на Тамзельском, Вильскерсдорфском и Камминском лугах можно было их видеть по 1000 зараз. Те же, которые оставались в лагере, должны были довольствоваться листовым сеном или необмолоченным зерном, которым их кормили.

Их (русских. — Д. С.) мундиры были не одних цветов, и не одного фасона. У некоторых были обычные^[1703] шляпы, у других шапки c красным верхом (rothe Kurhüte^[1704]). У гренадеров были обычные остроконечные шапки, где сзади был козырек с чехлом, покрывавший затылок. Он употреблялся таким образом, что при ярком солнечном свете они его переворачивали задом наперед — однако ни малейшей команды для этого не давалось. Кто мог выносить солнце в глаза лучше других, оставлял свою шапку в форменном виде, тогда как другой ее переворачивал — и такое различие не мешало даже при экзерцировании и на параде. Однако они утверждают, что есть приказ носить [гренадерские] шапки задом наперед при нахождении в траншеях перед крепостями — чтобы осаждаемым не бросилось в глаза, когда в них отражается солнце, и они не нацелили бы туда свою артиллерию. Впрочем, под Кюстрином подобную угрозу они выдержать не смогли^[1705].