Читать книгу - "Юрий Поляков. Последний советский писатель - Ольга Ярикова"

В нашей литературе нет вещи с более точным и страшным диагнозом новорожденному капитализму. Не второе и не третье поколение, а самое первое и на самой вершине взлета! И все потому, что нельзя обмануть жизнь. Нельзя добиться благополучия, обворовывая и разрушая свою страну, как нельзя стать большим писателем ценой предательства своей духовной родины, какой бы нелепой и нищенской перед лицом цивилизованного мира она ни представлялась.

В «Небе падших» Юрий Поляков закольцевал две темы и две линии. Тему личной судьбы, личной творческой биографии и тему «новых русских» без анекдотической примеси, взятой в самом точном смысле этого слова».

Тем временем Владимир Березин в «Независимой газете» настаивал на том, что Поляков якобы грубо исказил правду образа: «На самом деле это сказание о новых русских. Но не о настоящих новых русских, а о тех, которых придумало массовое сознание, которых создал обыватель, подглядывая за ними в дырочку. Обыватель создал их по своему образу и подобию — только еще хуже… Надо сказать, что Поляков всегда был популярен через общественный интерес к теме. Актуальность стирки чужих портянок, актуальность свального греха в комсомольской сауне…»

«Независимая газета» принадлежала в то время Березовскому, и опубликованный в ней отзыв вряд ли мог быть другим. Зная, как часто и по каким мелочам Борис Абрамович вмешивался в редакционную политику Виталия Третьякова, можно не удивляться, если вдруг окажется, что рецензию инициировал хозяин, внимательно следивший за современным искусством. Тем более что по своему психотипу и некоторым эпизодам биографии поляковский Шарманов, пожалуй, напоминает Березовского. Да и конец обоих одинаков — смерть от руки киллера. Кстати, почти в то же время Березовский заказал режиссеру Павлу Лунгину и щедро профинансировал фильм «Олигарх», призванный показать, что лидеры большого бизнеса, а точнее собирательный лидер — Платон Маковский (Владимир Машков) — талантлив, энергичен, по-своему справедлив и к тому же страдает от чужого вероломства. Фильм, сработанный по законам коммерческого кино, в прокате успешен не был: зрители не поверили ни режиссеру, ни его героям…

Автору «НГ» Березину возразил в журнале «Проза» Николай Переяслов: «Как бы ни возвеличивал «новых русских» В. Березин, а повесть Ю. Полякова — это такой же обличительный документ нынешнему режиму, как, скажем, «Архипелаг ГУЛАГ» А. Солженицына — социализму. Но если созданное Солженицыным полотно обвиняет власть России в уничтожении своих, хотя и гипотетических, противников, то повесть Полякова показывает, как эта власть угробливает уже собственных апологетов… Даже если бы автор не показал его физической смерти, мы все равно были бы вправе говорить об обличительности Полякове кой повести, так как отнять у человека смысл жизни практически равнозначно тому, что отнять у него и саму жизнь. А сужение мира «новых русских» до размеров вагины как раз и свидетельствует о том, что в этой жизни их уже ничего не интересует».

В. Широков в «Книжном обозрении» отмечал: «Юрий Поляков так устроен как писатель, что с сейсмографической точностью и чуткостью откликается на реальные сотрясения своей страны, своей почвы, своих современников, улавливая мельчайшие психологические колебания в нравственно-социальной атмосфере…»

В одном из интервью сам Поляков так объяснил свой замысел: «Моя повесть о любви. Странной, трагической. Изломанной… Понимаете, судьбы так называемых новых русских отданы сейчас на откуп детективам и другим развлекательно-чернушным жанрам, которые по своей природе стоят гораздо ближе к кроссвордам, помогающим убить время в электричке, нежели к литературе. А на самом деле «русские мальчики эпохи первичного накопления» еще ждут своего Достоевского. Есть, конечно, травоядные, питающиеся долларовой зеленью. Их задача — набить поскорее брюхо и отползти из «этой страны». Но мне как литератору они не интересны… Но есть и другой тип нового русского. Эти люди замысливали свою жизнь иначе — хотели быть учеными, военными, изобретателями, художниками. Радикальные реформы направили их пассионарную энергию по другому руслу. Им сказали: «Обогащайтесь!» — и они обогатились. Но у многих в душе остались боль и горечь оттого, что в сегодняшней России предприимчивый человек может добиться благополучия, лишь обворовывая своих соотечественников и разрушая собственную страну… В этих людях при всем внешнем блеске что-то непоправимо сломалось. И даже великий дар любви оборачивается для них пыткой. Такая любовь не рождает жизнь, а отнимает жизнь… Впрочем, тема возмездия — одна из ведущих в русской литературе…»

Как и все предыдущие сочинения, «Небо падших» стало лонгселлером и постоянно переиздается и допечатывается. Ее перевели на польский, китайский, венгерский, сербский, румынский, немецкий.

В Театре на Васильевском острове в Петербурге с успехом идет одноименная инсценировка. Когда спектакль после десятилетней жизни на сцене сняли — ради обновления репертуара, зрители настойчиво потребовали его вернуть, и он был восстановлен. «Небо падших» — пока единственное произведение современного российского автора, экранизированное дважды. Первая киноверсия повести под названием «Игра на вылет» была снята в 2000 году режиссером и актером Константином Одеговым. В роли Катерины там снялась ученица Баталова молодая актриса Юлия Рытикова. Премьера второй киноверсии состоялась в 2013 году. Профинансировал этот проект московский предприниматель Артем Щеголев, решивший экранизировать любимую книгу к двадцатилетию своей фирмы. Поставил картину режиссер Валентин Донсков, в главных ролях снялись Екатерина Вилкова и Кирилл Плетнев. Фильм имел хорошую прессу, был отмечен на фестивалях, время от времени его показывают на ТВ.

* * *

«Не помню, где и когда мы познакомились с Говорухиным, но в 1998 году он позвонил и неожиданно пригласил меня принять участие в написании сценария. Объяснил: ему понравились диалоги в «Небе падших». Фильм он решил снять по мотивам повести Виктора Пронина «Женщина по средам», основанной на судебном очерке о реальном происшествии, когда старик-фронтовик в обиде пострелял молодых местных бандитов. Повесть предстояло «расписать», чтобы актерам было что играть. Говорухин пригласил сценариста Александра Бородянского, который выстраивал материал поэпизодно, а мне доверили прописать диалоги. В повести их оказалось слишком мало. Когда фильм, снятый в Калуге за месяц, уже монтировался, надо было определяться с названием. Имелись варианты: «Сицилианская защита», «Месть по-русски», «Ворошиловский стрелок». Говорухин, страстный любитель шахмат, склонялся к «Сицилианской защите». Помню, как мы сидели с ним в кафе «Мосфильма» и я убеждал: если возьмем «Защиту», все решат, что это про шахматы, а название «Месть по-русски» прямо отсылает к только что вышедшей картине Евгения Матвеева «Любить по-русски». «Что ты предлагаешь?» — хмуро спросил Говорухин. Я ответил: «Ворошиловский стрелок!» В ленте есть эпизод, когда герой Ульянова, в прошлом фронтовой снайпер, покупает оптическую винтовку, пробует ее, стреляя в цель, и восхищенные бандиты восклицают: «Ну ты, дед, прямо ворошиловский стрелок!» Эти слова в сценарий я вставил, памятуя о значке, который когда-то выпросил у соседа по маргариновому общежитию и отнес в школьный музей. Говорухин только махнул рукой: «Какой еще «Ворошиловский стрелок»? Все давно забыли, что это такое!» — «Ну и что! Актуализация артефакта», — возразил я. «Как ты сказал?» — встрепенулся мастер. Ему нравились наукообразные обороты, зацепившиеся у меня в сознании со времен написания диссертации, которыми я пользовался полувсерьез. Я твердо повторил: «Это будет актуализация артефакта». — «Хорошо. Давай спросим вон того пацана, который грязную посуду собирает, и если он знает, что такое ворошиловский стрелок, так и назовем!» Он подзывает пацана: «Сынок, а скажи-ка ты мне, кто такой ворошиловский стрелок?» Парень отвечает: «Ну как? Это тот, кто метко стреляет! У моего дедушки такой значок есть…» Говорухин на меня посмотрел (он меня почему-то с самого начала называл с ударением на «я» — Поляков): «Как ты, Поляков, твою мать, сказал?» — «Актуализация артефакта!» — «Вот так и назовем!» Но это — начало истории, было еще окончание. Прошло много лет. Мы сидели в Кремле на вручении президентских наград, и Говорухин спросил: «Ну, поэт, как дела?» Да ничего, говорю, пьесу вот закончил. «Как называется?» Я ответил: «Как боги». Мастер поморщился: «Хреновое название! Учись у меня. Я как назову — сразу в народ идет! «Так жить нельзя!» или «Ворошиловский стрелок»…»