Читать книгу - "Конан Дойл - Максим Чертанов"

Далее появляется лорд Рокстон, вернувшийся из Африки: он намерен приобрести дом с привидениями. На спиритизм ему наплевать, неугомонный лорд попросту ищет новых приключений: интересно ведь! Дойл, как мы помним, вступив когда-то в Общество психических исследований, не пропускал ни одной возможности переночевать в доме с полтергейстом – не эта ли возможность так долго удерживала его в организации, взгляды большинства членов которой его раздражали? С Рокстоном беседуют Мелоун и священник англиканской церкви Мейсон, сочувственно относящийся к спиритизму. Тут нет ничего надуманного, теологов, сочувствовавших спиритическому движению, было немало: Филдинг Оулд, Артур Чамберс, Чарлз Твидейл; в «Истории спиритизма» Дойл писал о преподобном Бейкере и других представителях церкви (только не католической), которые много сделали для пропаганды спиритических учений; его другом и сподвижником по спиритизму был пресвитерианский священник Джон Ламонд, который, возможно, отчасти является прототипом Мейсона.

В ответ на вопрос Мелоуна Мейсон рассказывает, почему он стал придерживаться нетрадиционных взглядов: «В деревне был дом, где прочно обосновался полтергейст необычайной злобности и коварства. Я вызвался прогнать его. Как вам известно, у нас в церкви существует по этому поводу специальный обряд, и я чувствовал себя во всеоружии. Служба началась в гостиной, где особенно буйствовал призрак; все домашние стояли на коленях, внимая мне. И как вы думаете, что произошло? – Суровое лицо Мейсона расплылось в добродушной улыбке. – В тот момент, когда я произнес „аминь“, ожидая, что пристыженный злой дух не замедлит покинуть поле боя, медвежья шкура, лежавшая у камина, поднялась во весь рост и пошла на меня, пытаясь обхватить. Стыдно сказать, но я в два прыжка выскочил из дома. Тогда-то я и понял, что от чисто формальных религиозных обрядов проку мало.

– А что может помочь?

– Доброта в соединении с разумом».

Прогрессивный священник разъясняет Мелоуну, что такое привидения: «В том месте, где мы пережили сильное духовное потрясение, может остаться часть нашей ауры, автоматически повторяющая наш физический облик и психику». Некоторые из этих аур бывают очень злыми, и привидение, обитающее на вилле, которую намерен купить Рокстон, может оказаться чудовищем, коварным монстром, подобным осьминогу. Мелоун смотрит на собеседника в изумлении.

« – А как же мы?! – воскликнул он. – Мы что же, беззащитны?

– Почему? Думаю, защита есть. Иначе эти монстры опустошили бы землю. Ведь существуют не только темные, адские силы, но и светлые. Католики называют их ангелами-хранителями, можно назвать их наставниками или проводниками, ну, да как их ни именуй, главное – они существуют и хранят нас от зла».

Ну и какая же «Страна туманов» устарелая вещь? Скорее уж можно назвать доктора одним из пионеров жанра. Добрая половина современной остросюжетной литературы и кино на этом построена: Светлые колотят Темных и наоборот. А вот с учением самого Дойла теория, высказываемая Мейсоном, не очень сходится. Нам же объясняли, что все люди попадают в подобие рая, в худшем случае – на недолгий период в чистилище, похожее на больницу или школу. Все выглядело так по-доброму, так интеллигентно. И вдруг – чудовища, монстры, кошмары, ад, война. Изменились взгляды Дойла? Да вроде бы нет: в своих работах по спиритизму, написанных позднее «Страны туманов», он ничего подобного не говорит. Просто мы увлеклись и забыли, что доктор – высокопрофессиональный беллетрист и фантаст. Идеи идеями, но прежде всего он хотел, чтобы читателю было интересно. Мораль и этика, любовь к Христу – всё это очень мило; но чтобы читатель не захлопнул, позевывая, книгу, в ней должен присутствовать подобный осьминогу монстр.

Смелая троица ночует на вилле, купленной Рокстоном; видит ужасных призраков. Мейсон не читает формул; он «просто беседует» с духом, как беседует психолог с маньяком, захватившим заложника, и «добротой и разумом» убеждает его уйти. Священник без кафедры, священник без молитв, священник, который просто беседует, – а зачем тогда вообще нужен священник? Чем он отличается от квалифицированного психиатра? Неужели доктор все еще не понял, за что церковь его не любит?

Мелоун собирается жениться на Энид. В «Старке Монро» Дойл говорил, что люди не должны ломать своих близких и переделывать их убеждения. Мелоун, однако, не хочет оставить будущего тестя в покое. Он с утра до вечера изводит его разговорами о спиритизме; бедный старик, бранясь, наконец соглашается посетить спиритический сеанс. Мелоун и его новые друзья долго обдумывают, как сделать этот показательный сеанс максимально убедительным. Совещаются раз двадцать, какого медиума выбрать, чтобы он не подвел: один пьющий, другой слабонервный. Наконец всё готово. «Итак, капканы были расставлены, ловушки вырыты, и охотники готовились заполучить большую добычу, – вопрос заключался лишь в том, согласится ли зверь дать себя заманить». Опять жалко профессора: почему нельзя было оставить его при его убеждениях? Разве хорошо загонять людей в капканы? Кажется, спириты сами проповедовали свободу совести и отказ от принуждения – а теперь просто какую-то военную операцию готовят против одного пожилого человека. Пока Мелоун защищал слабое и гонимое меньшинство от сильного большинства, мы ему сочувствовали; но теперь он становится нам неприятен.

И вот кульминация романа: сеанс. Челленджер своими нападками доводит медиума до истерики; у того ничего не получается. Казалось бы, всё кончено. Но внезапно Энид впадает в транс и передает отцу сообщение от двух умерших людей. Сообщение это таково, что ни один человек на свете не мог располагать содержащейся в нем информацией. Профессор вмиг пал на колени и уверовал: «Страстный и открытый по натуре, он теперь стал отстаивать спиритуализм с тем же рвением и, как ни удивительно, с той же непримиримостью, с какой прежде его отвергал». Признаем, правы были критики: обращение Челленджера выглядит на редкость неубедительно и по-дурацки. А вот процесс обращения Мелоуна очень даже убедителен и реалистичен. И то, что герой, начав с защиты инакомыслящих, в конце концов устраивает на инакомыслящего тестя жестокую охоту, – тоже, увы, вполне убедительно, – хотя сам автор этой жестокости и не заметил.