Читать книгу - "Морская битва двух империй. Нельсон против Бонапарта - Андрей Иванов"

Нельсон закончил свой ранний обед, затем вернулся в каюту. У него сильно болела голова, и он очень не хотел, чтобы окружающие расценили его недомогание как нервные переживания перед битвой.

Он знал, что в морском бою никто не может чувствовать себя защищенным. Нельсон не допускал возможности поражения, но всегда помнил, что может быть ранен, искалечен или убит.

В последний час перед битвой моряки продолжали делать приготовления, чтобы чем-то занять руки и не думать о самом худшем. Как обычно, важно было «расчистить палубы для дела». Убирались все липшие предметы. На нижних палубах удалялись перегородки, скот перемещался в сторону, а то и выбрасывался за борт. Ничто не должно было мешать пушечной стрельбе.

Специальная оснастка предохраняла людей от падающих мачт, если их вдруг разрушат неприятельские снаряды. На хорошо начищенные палубные доски посыпался песок с тем, чтобы голые ступни матросов не скользили в лужах крови.

На мачтах каждого корабля были повешены в линию четыре зажженных светильника: это помогало отличать английские суда от вражеских кораблей. Видя, что сумерки сгущаются, Нельсон пошел на серьезное нарушение правил британского флота. Он был «синим адмиралом», и его корабли должны были сражаться под синими флагами. Но флотоводец решил, что в темноте лучше использовать флаги с красным крестом на белом фоне, — это также поможет его людом узнавать корабли в суматохе боя.

Английские суда вошли в бухту Абукир. Барабанщики ударили в барабаны, призывая моряков закончить все дела и занять боевые позиции.

Матрос корабля, ворвавшегося в бухту одним из первых, вспоминал: «Солнце как раз садилось, когда мы входили в бухту, и оно было красным и огненным».

Нельсон поднялся на палубу «Вэнгварда». Он медленно и внимательно осмотрел линию французских кораблей своим единственным глазом.

Они по-прежнему стояли на якоре. «Вражеская линия представляла собой самое жуткое зрелище», — рассказывает свидетель.

Нельсон заметил, что первые по счету суда в неприятельской линии были плохо подготовлены к бою, хотя и находились под защитой мощных орудий трехпалубного «Ориента», стоявшего в середине линии. Но и на «Ориенте» не все было сделано по уставу: на корабле оставили палубные надстройки, сооруженные для размещения пассажиров.

В своих мемуарах Наполеон предполагает, что Брюэйс собирался выйти в море, но дожидался матросов из Александрии, которые явились только в 9 часов вечера. «Между тем вражеские силы находились на расстоянии пушечного выстрела, и, к большому удивлению обоих флотов, французский адмирал не давал сигнала открыть огонь».

Сигнальщики английского флагманского корабля разослали но всем судам приказ Нельсона: «Я намерен атаковать авангард и центр неприятеля». Через полчаса последовал приказ: «Формировать линию боя так, как удобно».

Больше не было нужды в приказах. Нельсон решил не ждать медленных кораблей, чтобы построить их в правильную линию. Он и его капитаны понимали, что нужно ввязаться в бой до наступления темноты.

Английский линейный корабль «Каллоден» буксировал недавно захваченное французское торговое судно. Он отстал на несколько миль и теперь догонял ушедшую вперед эскадру.

В 5 часов 10 минут адмирал Брюэйс приказал открыть огонь но врагу. Пушкарям требовалось время, чтобы прицелиться (для этого надо было ближе подпустить врага), но матросы на «Герье» — нервом корабле французской линии — начали ружейную перестрелку с моряками на английском «Голиафе».

Мужество и дерзость Нельсона были подкреплены тактическим решением, которое стало результатом опыта и вдохновения. Чистая импровизация начала боя перевоплотилась в план, который зародился почти одновременно в голове Нельсона и голове капитана Фоли на «Голиафе».

Нельсон понял, что «там, где было пространство для того, чтобы французский корабль бросил якорь, будет и пространство для того, чтобы прошел английский корабль».

Это означало, что можно обойти вражескую линию, вклинившись между берегом косы и французскими кораблями. Для этого английским судам нужно прорваться между «Герье» и косой, рискуя сесть на мель. Нельсон приказал Худу, капиталу «Зелоса», искать глубокие воды, годные для прохода боевых кораблей. Что же касается Фоли, то он отлично понимал общий замысел командира эскадры и действовал по собственной инициативе.

Таким образом, несколько кораблей Его Величества могут прорваться через узкий проход и бросить якоря, стоя между вражеской линией и берегом. Несколько других кораблей вытянутся в линию, параллельную французским позициям, со стороны моря и также бросят якоря. И тогда французов, зажатых в клещи, можно расстреливать с двух сторон.

Это был вариант развития событий, который Брюэйс полностью исключал, считая свою позицию неприступной. И он не подготовился к атаке со стороны берега, считая появление англичан в этом секторе невозможным. Брюэйс не подумал даже о том, чтобы открыть отверстия для пушек, расположенных у левых бортов кораблей.

Британский флот не имел численного перевеса над врагом, и осуществить задуманное было очень сложно. Нельсон уповал на мастерство и мужество своих матросов и артиллеристов, их способность к быстрой и точной стрельбе из орудий, хотя его эскадра имела на двести пушек меньше, чем французский флот.

Он видел, как садится солнце за фортом, стоявшим на полуострове Абукир. И он с волнением и радостью наблюдал за тем, как капитан Фоли проводит свой корабль под носом у «Герье». Движению «Голиафа» помогал легкий бриз. Волны, по которым плыл корабль, разбивались о скалы косы.

Маневр был полной неожиданностью для французов. Их береговая артиллерия молчала.

Нельсон понимал, что корабль Фоли может зацепить дно. Но если все пойдет хорошо, то и другие суда смогут повторить храбрый и опасный маневр «Голиафа».

«Никто на нашем флоте не знал этой бухты, — вспоминал один из участников событий, — и не было ни одной известной карты, за исключением плохо нарисованного плана, найденного на борту [французского] судна, захваченного 29 июня. Он был передан адмиралу [Нельсону], но на нем ничего нельзя было разобрать».

Сумерки сгущались, приближалась египетская ночь. Пока капитан Фоли, который имел французскую карту бухты Абукир, успешно обходил подводные рифы, и «Голиаф» продолжал свой маневр. Четыре боевых корабля последовали его примеру, начиная огибать французскую линию.

Моряки измеряли глубину и передавали информацию по линии кораблей. Через примерно равные промежутки времени звучали голоса лотовых, стоявших на носах судов.

Джордж Эллиот, в то время корабельный гардемарин на «Голиафе», рассказывал:

«Когда мы приблизились к врагу на расстояние пушечного выстрела, я, стоя рядом с капитаном Фоли, услышал, как он говорит штурману о том, что тот должен обойти головной корабль вражеской линии. Я немедленно начал искать буй на якоре [французского корабля] и увидел его примерно на расстоянии обычной длины каната (примерно 200 ярдов), о чем и доложил. Они оба взглянули на буй и согласились с тем, что есть достаточное пространство для прохода между кораблем и его якорем... Затем штурман получил приказы плыть вперед и бросить якорь... Все это было точно выполнено».