Читать книгу - "Адмирал Колчак - Павел Зырянов"

Вскоре на левом берегу Иртыша, напротив крепости, в снегу была обнаружена кровавая дорожка. Она привела к небольшому снежному холмику. Под ним было найдено десять трупов с пулевыми и штыковыми ранениями. Среди них опознали Фомина, Маевского и других.^[1042]

О находке на берегу Иртыша сообщила омская газета «Заря», потом – другие газеты, вплоть до Харбина и Владивостока. Общественность была потрясена, иностранные дипломаты немедленно довели случившееся до сведения своих правительств. От русского посла в Париже В. А. Маклакова пришёл тревожный запрос: правда ли это? Как такое могло случиться? Похороны Фомина были открытыми и многолюдными. Присутствовал представитель от верховного правителя.^[1043]

Между тем следствие шло вяло. Были допрошены многие очевидцы и участники тех трагических событий, когда город на две ночи и один день оказался в руках военных, но никто задержан не был. Это позволило Барташевскому и некоторым другим офицерам бежать на Семиреченский фронт к атаману Б. В. Анненкову, откуда выдачи не было.

14 января 1919 года постановлением Совета министров была образована чрезвычайная следственная комиссия во главе с сенатором А. К. Висковатовым. Ей удалось разыскать и допросить многих лиц, даже Барташевского. Немного отсидевшись в Семипалатинске, поручик решил съездить в Омск, чтобы забрать кое-что из вещей. В Омске он попал на гауптвахту по делу, о коем, наверно, уже и забыл, – о подлоге официального документа с приложением фальшивой печати. Там его и достали следователи.^[1044]

Обвинения были предъявлены только Барташевскому и Черченко. Все другие участники событий, даже Рубцов, проходили как свидетели. Как всегда, все сваливали вину друг на друга, меняли показания. Однако сопоставление фактов всё же даёт возможность получить общее представление о ходе драмы.

Вечером 22 декабря командующий Омским военным округом генерал Матковский созвал совещание командиров частей, участвовавших в подавлении мятежа. Когда совещание закончилось, Бржезовский подозвал капитана Рубцова и сказал, что ему поручается расстрел 44 повстанцев, которые будут доставлены в тюрьму. Одновременно, надо думать, было дано аналогичное задание относительно Кириенко и Девятова. Рубцов, правда, утверждал, что он отправил их с отдельным конвоем в суд, но по дороге они попытались бежать и были застрелены, а тела отвезены в Загородную рощу и похоронены вместе с 44 повстанцами. Но, как мы знаем, начальник тюрьмы говорил, что Кириенко и Девятов были уведены вместе со всеми. Генерал Иванов, председатель суда, вспоминал, что дело о 44 повстанцах он рассматривал последним, уже под утро.^[1045] Сопоставление времени показывает, что на казнь были осуждены уже расстрелянные.

В тот же вечер поручик Черченко получил от коменданта города полковника Н. В. Бобова записку с фамилиями пяти человек. Барташевский и Черченко забрали из тюрьмы шестерых, но довели до Гарнизонного собрания, где заседал суд, всё же пятерых. Красноармеец Руденко был застрелен по дороге – как утверждали, при попытке к бегству. Но уже в самом суде к партии был присоединён ещё один подсудимый – Маков.

Во время суда Черченко вызвали в комендатуру. Бобов спросил, как идёт суд, а потом сказал, что все пятеро, упомянутые в записке, должны быть расстреляны. Когда Черченко вернулся в суд, приговор был уже вынесен. Винтера, у которого обнаружились связи с белой контрразведкой, отправили на гауптвахту. Маевского приговорили к каторжным работам, остальных – к расстрелу. Получилась неувязка – Маевский был в «списке пяти». Черченко позвонил Бобову и получил ответ: «Расстрелять всех».^[1046]

В это время Барташевский привёл ещё восьмерых. Кто-то ему сказал, что суд уже закончил работу. Барташевский беспечно ответил: «И без суда расстреляем». Между тем суд сидел без дела на втором этаже, и генералу Иванову, как он показывал, никто не сообщил, что привели новую партию.^[1047] О том, что суд прекратил работу, Барташевскому сказал скорее всего Черченко, который не хотел, чтобы опять были неувязки.

Две партии, осуждённых и неосуждённых, соединили в одну (13 человек) и повели – куда? В позднейших показаниях Барташевский утверждал, что в тюрьму. Там надо было оставить опоздавших на суд и вместе с ними – Маевского, а остальных потом расстрелять. Но арестанты якобы плохо себя вели – переговаривались, пытались распропагандировать солдат, сделали две попытки побега. Поэтому, согласно уставу, он решил их расстрелять. Черченко, однако, утверждал, что попыток побега не было. Барташевский, в свою очередь, говорил, что самого Черченко там не было.^[1048]

Нет, однако, сомнения, что конвоиры не собирались вести арестантов в тюрьму, а сразу повели на Иртыш. Но обращает на себя внимание то, что партия состояла из 13 человек, а было найдено только 10 трупов. В связи с этим надо вспомнить то, о чём Барташевский говорил в первых показаниях, но умалчивал потом – о возникшей среди конвоируемых панике.^[1049]

Барташевский был юношей жуликоватым, но в расстрельных делах участвовал, видимо, впервые, опыта не имел. Черченко, наверно, тоже растерялся, когда среди арестантов, понявших, что их будут расстреливать, началась паника. Конвоиры не только стреляли, но и работали штыками, стараясь никого не упустить из разбегающейся толпы. И всё же можно предположить, что троим удалось бежать. Эсеры потом вспоминали, что тела уфимского редактора Г. Н. Сарова и работника культурно-агитационного отдела Народной армии М. Локтева остались неразысканными.^[1050] Третьим исчезнувшим мог быть кто-то из большевиков.

Следственная комиссия не окончила свою работу, не добралась до Матковского, Бржезовского и Бобова. «Это есть недостаток организации нашей судебной власти, – говорил впоследствии Колчак. – …Все стараются не давать определённых ответов, стараются дело затруднить…» Говоря об омских убийствах, он подчёркивал: «…Это был акт, направленный против меня, совершённый такими кругами, которые меня начали обвинять в том, что я вхожу в соглашение с социалистическими группами. Я считал, что это было сделано для дискредитирования моей власти перед иностранцами и перед теми кругами, которые мне незадолго до этого выражали и обещали помощь».^[1051]