Читать книгу - "Мемуары генерала барона де Марбо - Жан-Батист-Антуан-Марселен де Марбо"

К вечеру Наполеон пошел осматривать бивуаки и высказал мне свое удовлетворение. Потом добавил: «Вас часто ранят, но я вознагражу ваше усердие». Император задумал создать военный орден Трех золотых рун, кавалеры которого должны будут иметь не менее шести боевых ранений. Позже я узнал, что Его Величество внес меня в список офицеров, которых он считал достойными получить эту награду, о которой я расскажу позже. Император захотел встретиться с графом д’Аспром, который проявил не меньшую доблесть, и просил его передать эрцгерцогу Карлу свои комплименты по этому поводу.

Порадовавшись, что кирасиры оказались на мостах именно в тот момент, когда австрийские гренадеры собирались их захватить, Наполеон все же удивился, что тяжелая кавалерия была послана за реку, на холм, где не было другого прохода, кроме большой дороги между виноградниками. Никто не признавался в том, что отдал этот приказ. Он не исходил ни от маршала, ни от начальника штаба, и генерал кирасир не мог указать офицера, доставившего ему этот приказ. Так автор этой счастливой ошибки остался неизвестным.

За те считаные минуты, когда гренадеры занимали Фазаний остров, они захватили трех наших генералов: начальника штаба Массены Фририона, Лазовского и Штабенрата, у которых они тут же отняли кошельки и серебряные шпоры. Генералы тотчас были освобождены нашими кирасирами и потом долго смеялись над своим кратким пленом.

Я уже говорил, что до того, как меня ранили, и сразу же после прекрасной атаки кирасир маршал приказал мне рассказать об этом эпизоде императору, который был все еще в Цукерханделе. Так как из-за грозы стало невозможным перейти Тайю вброд, я должен был переправиться через нее у Обласа с начальником эскадрона Талейраном-Перигором. Он отвез приказ Массене и теперь возвращался в императорский штаб. Офицер знал этот путь и предложил мне свое сопровождение. Он ехал впереди меня по тропинке вдоль правого берега Тайи, когда грохот неприятельской канонады усилился. Мы прибавили шаг. Но вдруг какой-то проклятый солдат из обоза, лошадь которого была нагружена курами и утками — добычей от его набега на местные дворы, — появился из прибрежного ивняка и, оказавшись на тропинке в нескольких шагах от Талейрана, пустил ее во весь опор. Вдруг ядро попало прямо в его лошадь и убило ее. Лошадь же Талейрана, следующая вслед за ним, споткнулась о труп этого животного и упала. Видя, что мой спутник оказался на земле, я спешился, чтобы помочь ему подняться. Это было трудно сделать, так как одна нога застряла у него в стремени под животом лошади. Вместо того чтобы помочь нам, солдат из обоза убежал и спрятался в кустах, а я должен был один выпутывать ногу моего товарища под градом ядер, сыплющихся вокруг нас. При этом неприятельские застрельщики, оттесняя постепенно наших, могли нас скоро захватить… Что из того! Нельзя оставлять товарища в таком плачевном положении… Я принялся его вызволять, и, к счастью, после немыслимых усилий мне удалось поднять лошадь и усадить Талейрана в седло. Мы продолжили путь.

Я поступил так в тех обстоятельствах, хотя видел этого человека первый раз в жизни. Поэтому он горячо выразил мне свою благодарность, а когда у императора в Цукерханделе я исполнил свое поручение, меня окружили и благодарили все офицеры главного штаба. Талейран рассказал им о происшествии и все время повторял: «Вот что значит хороший товарищ!» Через несколько лет, когда я вернулся из ссылки, в которую меня отправили при Реставрации, Талейран, тогда уже генерал королевской гвардии, принял меня довольно холодно. Однако, когда через двадцать лет я встретился с ним в Милане, куда я сопровождал герцога Орлеанского, я уже забыл недоброе, и мы пожали друг другу руки. Во время того же путешествия в Кремоне я встретился с д’Аспром, который стал генерал-майором на службе Австрии, после того как до 1836 года служил Испании. Позже он был помощником командующего Итальянской армией при знаменитом фельдмаршале Радецком. Но вернемся в Цнайм.

Австрийцы ушли из этого города. Там расположилась ставка Массены, корпус которого стоял лагерем в окрестностях. Перемирие временно предоставило под власть Наполеона треть территорий австрийской монархии с 8 миллионами душ населения: солидный залог мира.

Граф д’Аспр сильно страдал от полученной раны. Он не мог нести службу и остался в Цнайме. Я часто виделся с ним: это был умный человек, хотя и слишком восторженный.

Меня тоже очень мучила рана, и я не мог ездить верхом. Тогда Массена поручил мне заниматься депешами императора и приказал отправиться в Вену, куда вскоре переехал его штаб. Наши люди и лошади остались на всякий случай в Цнайме. Заключение мира затягивалось: Наполеон хотел раздавить Австрию, которая сопротивлялась тем сильнее, чем больше надеялась на помощь англичан, высадившихся в Голландии 30 июля и сразу завладевших Флиссингеном.

Узнав об этом, канцлер Камбасерес, который управлял Францией в отсутствие императора, послал свободные войска к берегам Эско (Шельды) под командованием маршала Бернадотта. Выбор командира очень не понравился Наполеону. Впрочем, англичане почти сразу же отступили.

Переговоры возобновились с прежней медлительностью: мы все еще занимали страну, штаб Массены оставался в Вене с 15 июля до 10 ноября. Лишенный из-за раны тех удовольствий, которые могли найти в этом городе офицеры, я, по крайней мере, был удовлетворен тем, что нашел в доме графини Штибар, где я остановился на постое, ту заботу, которая была необходима в моем положении. Я сохранил к ней живую благодарность по сей день.

В Вене я нашел моего доброго товарища генерала Сент-Круа, ранение которого приковало его к постели на многие месяцы. Он жил во дворце Лобковица, который также занимал Массена. Каждый день я проводил с ним несколько часов и рассказал ему о недовольстве, которое возникло у маршала по отношению ко мне после инцидента в Ваграме. Так как у него было большое влияние на Массену, он вскоре дал ему понять, как такое отношение было для меня тяжело и обидно. Заступничество Сент-Круа, а также мое поведение в Цнайме уже восстанавливали в глазах маршала мой авторитет, когда в порыве откровенности я разрушил полученный результат и оживил старую неприязнь. Вот по какому поводу.

Вы знаете, что раненный в ноги после падения с лошади на острове Лобау Массена был вынужден управлять войсками сидя в коляске и при Ваграме, и в последующих битвах. В эту коляску собирались запрячь артиллерийских лошадей, когда заметили, что они были слишком крупны для дышла этого экипажа и что им не хватает некоторой плавности в движениях. Тогда вместо них взяли четверку из маршальских конюшен, выбрав самых спокойных и хорошо привыкших к выстрелам орудий. Из обозных выбрали двух солдат, которые должны были сопровождать Массену верхом. Но вечером 4 июля собственные кучер и форейтор маршала заявили, что поскольку их хозяин пользуется своими лошадьми, то управлять ими должны именно они. Несмотря на все предупреждения об опасности, которой они подвергают себя, оба хотели сами везти своего хозяина и настаивали на этом. Как будто речь шла о прогулке по Булонскому лесу, кучер сел на свое место, форейтор в седло, и всю неделю мужественные слуги подвергались большой опасности, особенно при Ваграме, где возле этой коляски было убито несколько сот человек. При Гунтерсдорфе ядро, пролетая над экипажем, задело шинель кучера, другим ядром убило лошадь под форейтором!.. Но верные слуги не испугались, и весь корпус оценил их преданность. Их отметил даже император, сказав в одно из своих появлений у Массены: «На поле боя 300 тысяч сражающихся. А знаете, кто самые храбрые? Ваш кучер и ваш форейтор, так как мы выполняем наш долг, а у этих двух людей нет военных обязательств, и они могли бы не подвергаться смертельной опасности, поэтому их заслуга больше!» Затем он обратился прямо к ним: «Да, вы два храбреца!»