Читать книгу - "Мемуары генерала барона де Марбо - Жан-Батист-Антуан-Марселен де Марбо"

Когда войско расстроено, солдаты, как бараны, бросаются бежать туда, куда бегут их товарищи. Как только я передал приказ маршала некоторым офицерам, а они крикнули своим людям бежать к острову Лобау, поток направился в нужном направлении. Генералу Буде, которого я наконец нашел, удалось привести свое войско под защиту нашей артиллерии, огонь которой остановил неприятеля. Задание было выполнено, и мы с Проспером возвращались к маршалу. Но, выбрав самую короткую дорогу, я имел неосторожность проехать мимо рощицы, за которой находилась сотня австрийских улан. Они бросились к нам, а мы что есть духу устремились к линии французской кавалерии, которая тоже направлялась в нашу сторону. И как раз вовремя, так как вражеский эскадрон почти достал нас и был так близко, что на одно мгновение я подумал, что нас сейчас убьют или возьмут в плен. При приближении наших кавалеристов уланы повернули обратно, кроме одного офицера. Это был прекрасный наездник, и он не хотел отступать, прежде чем не разрядит в нас свой пистолет. Пуля попала в шею лошади Проспера. Животное встряхнуло головой, и его кровь залила лицо молодого Массены. Я подумал, что он ранен, и приготовился защищать его от улана, когда к нам подъехали разведчики французского полка. Они стали стрелять из мушкетов в австрийского офицера, тот попытался ускакать, но его уложили на месте.

Мы с Проспером вернулись к маршалу, у которого при виде залитого кровью сына вырвался крик… Но, узнав, что тот не ранен, он дал волю своему гневу и в присутствии многих генералов, своих адъютантов и двух офицеров-порученцев императора строго отругал своего сына, закончив свой выговор словами: «Кто вам приказал, молодой ветреник, вмешиваться в эту свалку?..» Ответ Проспера был поистине великолепен! «Кто мне приказал?.. Моя честь! Это моя первая кампания. Я уже лейтенант, кавалер Почетного легиона, я получил несколько иностранных наград, однако я еще не проявил ни капли доблести. Я хотел доказать своим товарищам, армии, Франции, что, если у меня и нет военного таланта моего отца, я по крайней мере достоин носить имя Массены!..» Видя, что окружающие одобряют благородные чувства его сына, маршал больше не возражал, но его гнев сосредоточился на мне. Он обвинял меня в том, что я увлек его сына, хотя, напротив, тот очень мешал мне своим присутствием.

Два императорских порученца, свидетели сцены между маршалом и его сыном, рассказали ее в императорском штабе и самому Наполеону. Его Величество вечером был в Леопольдау, где находился штаб Массены. Он вызвал молодого Массену и сказал ему, дружески теребя за ухо: «Это хорошо, очень хорошо, мой мальчик. Молодые люди, как ты, так и должны начинать свою карьеру!» Затем, обернувшись к маршалу, он сказал ему тихо, но так, что генерал Бертран, от которого я это узнал, расслышал: «Я люблю своего брата Луи так же, как вы любите своего сына, но когда в Италии он был моим адъютантом, он служил наравне с другими. Я бы побоялся его опозорить, если бы подставил опасности другого вместо него».

Мой неосторожный ответ Массене и выговор, который он получил от императора, еще больше настроили его против меня. С этого дня он перестал говорить мне «ты», и, хотя не позволял себе плохо со мной обращаться, я понял, что он не забыл этого эпизода. Вы увидите, что мои предчувствия оправдались.

Никогда больше австрийцы не сражались с таким упорством, как при Ваграме. Даже их отступление было достойно восхищения, оно проходило в полном порядке и спокойствии. Правда, когда они покидали поле боя, за ними не было погони. Я уже говорил о причинах, по которым вечером 6-го числа Наполеон удержался от преследования, но я не могу объяснить, почему мы не поспешили за врагом утром 7-го. Объясняли, что будто бы было две дороги — Богемская и Моравская, обе ведущие к Шпицкому мосту около Флорисдорфа. Прежде чем выступить, император хотел знать приблизительную численность войск, которые эрцгерцог Карл направил по той и другой дороге, и ждал донесений разведки. Но надо заметить, что в подобном случае разведка не может собрать хороших данных, потому что наблюдает только неприятельский арьергард, который держит разведчиков в полулье от себя. Так случилось и на этот раз. Драгоценное время было потеряно бесполезно. Поскольку накануне все видели, как неприятельские колонны пошли по обеим дорогам, надо было на рассвете 7-го числа начать преследование и по той, и по другой. Для этого у нас было достаточно свободных войск. Но император начал преследование только в два часа дня, сам лично проделал 3 лье и остановился на ночлег в замке Фолькерсдорф, с высоты которого австрийский император два предшествующих дня наблюдал за действиями воюющих армий.

Император оставил генерала Вандамма в Вене, генерала Рейнье на острове Лобау, Удино занял позиции в Ваграме, а Макдональд в Флорисдорфе. Обеспечив свои тылы, он послал корпуса Мармона и Даву по Моравской дороге, а Массену — по Богемской. Итальянская армия и гвардия должны были идти между этими большими дорогами в направлении Лаа и быть готовыми помочь там, где в этом будет необходимость.

Самая сильная часть австрийской армии пошла по Богемской дороге, и ее преследовал маршал Массена. Эрцгерцог Карл очень хорошо использовал ночь с 6-го на 7-е и часть дня, оставленные ему Наполеоном. Когда мы покинули поле боя и встретили прикрытие вражеского арьергарда в ущелье Ланген-Энцерсдорф, все австрийские обозы, повозки, зарядные ящики были уже далеко вне нашей досягаемости. Этот узкий и длинный проход мог бы стать роковым для эрцгерцога Карла, если бы накануне мы последовали за ним. Пройдя ущелье, мы вышли на широкую равнину, в центре которой находится Корнойбург. В этом небольшом городке, огороженном стеной, находились девять батальонов хорватов и тирольских егерей, кавалерийские части с двух флангов и много артиллерии. В этой позиции арьергард ждал нас с производящим впечатление спокойствием.

На войне надо быть предприимчивым, особенно находясь перед разбитым противником. Однако не следует доводить это правило до крайности и быть неосторожным. Генералы и французская кавалерия часто бывают слишком опрометчивы. И здесь они повторили ошибку Монбрена, которую тот совершил в июне у Рааба, когда, не захотев дожидаться пехоты, подвел свои эскадроны слишком близко к противнику и его пушки очень проредили французские ряды. Несмотря на этот суровый урок, генерал Брюйер, ставший командиром дивизии легкой кавалерии при корпусе Массены вместо Ласалля, выйдя из ущелья, устремился вперед, не дожидаясь, когда его пройдет и развернется на равнине пехота. Выстроив свои эскадроны, он бросился на врага, но тот даже не дрогнул, дал ему приблизиться на пушечный выстрел и открыл ужасный огонь, нанеся этим огромный урон!

Массена, который как раз выезжал на равнину, увидел это, пришел в ярость и послал меня к Брюйеру, чтобы выразить свое крайнее недовольство. Я застал этого генерала смело стоящим во главе своей дивизии, под градом ядер, но в большом недоумении от своей авантюры и в нерешительности, что делать дальше. Действительно, если он атакует австрийскую кавалерию, в два раза превосходящую его силы, его дивизия будет порублена. Если же он отступит, чтобы быть подальше от пушек и ближе к нашей пехоте, очевидно, что, как только его полки повернут назад, кавалерия противника бросится на них и отбросит в полном беспорядке на наши батальоны, которые только показались из ущелья. Это могло бы иметь самые серьезные последствия… Самым разумным в сложившейся ситуации было оставаться на месте и ждать прихода пехоты. Генерал Брюйер оказал мне честь, спросив мое мнение, и я позволил себе высказать эти соображения. Маршал, которому я все это доложил, одобрил мои действия, но я увидел, что он полон гнева против генерала Брюйера, восклицая поминутно: «Немыслимо, чтобы так бесполезно губили людей!» Он постоянно торопил подход дивизии Леграна. Как только она вышла из ущелья и построилась, он атаковал и захватил Корнойбург 26-м легким полком, в то время как вражеская кавалерия была оттеснена эскадронами Брюйера, который бросился в атаку с великой радостью, ведь опасности во время атаки было несравнимо меньше, чем во время обстрела, которому он подвергался уже полчаса! Генерал Брюйер совершал чудеса во время этой схватки, что не помешало маршалу в дальнейшем сурово отчитать его.