Читать книгу - "Фаворит. Том 1. Его императрица - Валентин Пикуль"

В этом положении, которое по-человечески легко понять, Екатерина избрала самый опасный путь для обретения душевного спокойствия. Все муки ревности она заглушала откупом. Тебе нравится толстая, как бочка, жена Олсуфьева – даю тебе тысячу крепостных, только оставь толстуху в покое. Ты блудил с княжною Гагариной – вот тебе пряжки с бриллиантами, только, ради бога, чтобы я больше не слыхала об этой девке. Ты дуешься на свою Като? Так на тебе, Гришенька, мой портрет с алмазами, быстренько поцелуй меня и скажи, что без меня жить не можешь… Постоянная борьба! Но борьба неравная, и у Орлова, конечно же, больше сил и нервов для того, чтобы неизменно выигрывать эти мучительные поединки, заканчивающиеся циничной коммерческой сделкой… Но изредка между Орловым и Екатериной возникала интимная немота. В такие минуты они одевались попроще, незаметно выскальзывали из дворца, где у подъезда их ждала скромная коляска. Не узнанные никем, они ехали на Васильевский остров – там их встречал Василий Шкурин, бывший лакей, а ныне камергер. Шкурин выводил к ним мальчика, пугливо взиравшего на редких и добрых гостей, которые, торопливо суетясь, заваливали его царскими подарками и сластями. Это был их сын – Алексей, по отчеству Григорьевич – граф Бобринский (от названия имения Бобрики), плод их любви, небывалой нежности, еще не испорченной никакими сделками. Свидание длилось недолго. Подавленные, они отъезжали обратно. Орлов пришибленно молчал. Екатерина украдкой вытирала слезы. В такие минуты их руки были сцеплены в честном супружеском пожатии.

– Тпрру! – говорил кучер. – Ну, вот и приехали…

Дворец. Трон. Корона. И все оставалось по-прежнему.

Женского счастья не было, а материнский инстинкт давно разрушен в борьбе за престол. Екатерина пребывала в тревоге: оставался лишь год до совершеннолетия сына Павла… Она вдруг нагрянула в дом, где проживала вдова Софья Михайловна Чарторыжская из рода дворян Ушаковых; императрица застала ее за пяльцами.

– Не пугайтесь, – сказала она, усаживаясь напротив. – И можете продолжать свое занятие Пенелопы… Я не хочу, чтобы мой сын искал утешения на кухне или в прачешных, а потому, дорогая, прошу вас обеспокоиться его развитием…

Вдова растерянно сказала, что она старше цесаревича.

– Тем лучше, – отвечала императрица. – Почитайте на досуге хотя бы Брантома… Диана де Пуатье свершила подвиг, когда из мрачного злодея-меланхолика сделала сильного короля Генриха Второго, а ведь Диана на семнадцать лет была старше его…

Вскоре после этого Павел серьезно заболел, а Софья Михайловна Чарторыжская добилась тайной аудиенции у императрицы:

– Ваше величество, я беременна от вашего сына…

Одна женщина смотрела на другую. «Неужели эта вдова решила стать Дианой де Пуатье? Вряд ли…» Екатерина сухо ответила:

– Ребенка я заберу от вас, и больше вы его никогда не увидите.[21]За услугу же, оказанную мне, обещаю вам хорошую партию. Вас устроит замужество с одним из сыновей Разумовского?

– Вы очень жестоки, – отвечала женщина женщине.

– Это так кажется, – засмеялась императрица…

* * *

Тут совпало как-то все сразу: чума в стране, мятеж на Яике, болезнь сына и работа над комедией «О, время!». В голове уже сложилась вторая пьеса «Именины госпожи Ворчалкиной», двух перьев на день Екатерине не хватало – исписывались…

Гришка Орлов застал ее за писаниной – одну.

– А цесаревич Павел болен, – сказал небрежно. – И говорят, опасно. Надо бы подумать, кого наследником престола объявить. Думаю, что лучше нашего сыночка Лешеньки не сыскать…

Екатерина перебрала бумаги. Депутаты яицкие прибыли в Петербург с жалобами на неправды. Пошли к президенту Военной коллегии, графу Захару Чернышеву, а он, рассвирепев, депутата Кирпичникова так ударил, что чуть жизни не лишил, остальных казаков с Яика велел плетьми пересечь и бороды им обрезать. Это уже насилие!

– Не надо злоупотреблять моим доверием. При коронации желал ты мужем моим стать, сейчас императора мне готовишь… Иногда, – сказала императрица, – меня удерживает один лишь стыд. Но когда-нибудь я вызову караул и велю спустить тебя с лестницы.

Орлов выслушал с блудливой улыбочкой.

– А нас, Орловых, пятеро: как пальцы в кулаке. Любой караул в окна повыкидываем. Мы тебя породили! Из наших ручек пьешь и кушаешь. Не вздумай хвостом вилять… Пока мы живы, от нас не вырвешься…

Екатерина срочно выехала из Петергофа и два месяца подряд демонстративно не покидала сына. Павел всегда боялся ее, титулуя мать «вашим величеством», а сейчас она решила побыть именно в роли матери. Лишь единожды между ними выросла загробная тень его отца и ее мужа. Екатерина не называла его по имени.

– Может быть, – сказала она, прохаживаясь по комнате, как это всегда делала в минуты душевного волнения, – может быть, со временем ты поймешь, что у твоей матери не было выбора: или погибнуть заодно с этим гневливым и пьяным человеком, или спастись вместе с толпою, жаждущей избавления от него… Спи!

Было уже позднее время, когда Екатерина повидалась с Роджерсоном. Лейб-медик предупредил ее, что цесаревич Павел проживет еще лет десять – небольше! Явно смущенный, врач сказал, что в его нездоровье виновата дурная наследственность.

– Это не от меня, – резко ответила женщина. Она с надрывом переживала болезнь сына: ведь если Павел умрет, никто в мире не поверит в смерть от болезни, газеты Европы с удовольствием вложат ей в руки тонкий кинжал или пузырек с ядом. – Спокойной вам ночи, милый Роджерсон! – сказала она, удаляясь…

В библиотеке еще сквозил желтый свечной огонь: там трудился над каталогом Василий Петров; увлеченный, он даже не заметил, как царица появилась на пороге. Екатерина смотрела на статного мужчину и вдруг поймала себя на мысли: хорошо бы изменить Григорию Орлову, чтобы расплатиться с ним за все оскорбления сразу.

Петров, заметив ее, поспешно вскочил:

– Ваше величество?..

В страсти лицо Екатерины – как у сомнамбулы.

– Да, милый, да… Это я, твое грешное величество. – Она шагнула к нему, но задержалась. – Вот что, – сказала, – возьмешь Маркова-Оспина и, ради его образования, поезжай-ка в Англию.

– Как? – обомлел Петров. – Можно ли верить?

– А почему бы и нет? Уезжай. Надоел ты мне…

Рано утром запросил аудиенции генерал-прокурор.

– Что случилось? – обеспокоилась Екатерина.

– Язык не поворачивается, – сказал Вяземский. – Граф Григорий Орлов пьян был… изнасильничал вашу фрейлину – Зиновьеву.

Екатерине Зиновьевой было всего тринадцать лет.

– Но она же его двоюродная сестра!