Читать книгу - "Всемирный потоп. Великая война и переустройство мирового порядка, 1916-1931 годы - Адам Туз"

Действительно, такой момент настал очень скоро. В феврале 1922 года, когда в Лондоне уже теряли терпение, популярность Ганди сыграла с ним злую шутку. После того как он выступил с открытым вызовом в адрес правительства Индии, тысячи молодых индийцев начали создавать добровольческие отряды гражданского неповиновения. 4 февраля полиция разогнала демонстрацию против высоких цен на продукты в Чаури-Чаура в штате Уттар-Прадеш, в ответ члены добровольческих отрядов сожгли здание полицейского участка, при этом 23 полицейских, находившихся внутри, погибли. Лондон потребовал немедленного ареста Ганди. Ллойд Джордж выступил с заявлением, в котором говорилось: «Если будут предприняты попытки бросить вызов нашим позициям в Индии, вся мощь Британии будет брошена на сохранение британского влияния в Индии… с силой и решительностью, которые удивят весь мир». Это была та же тактика «все или ничего», которую Ллойд Джордж применял для запугивания ирландцев. Все тот же явный блеф, причем в Индии это был еще более очевидный блеф, чем в Ирландии^[1142]. Конечно, британская общественность была в определенной степени нетерпелива по отношению к «неблагодарным» индусам. Но никто не жаждал массовых репрессий. Реакция департамента по делам Индии британского правительства была ближе к реальности. Монтегю настаивал на том, чтобы правительство Индии со всей ясностью заявило не только о британском доминировании в Индии, но и об обязательствах Британии в отношении Индии. Было необходимо еще раз указать на ошибочность мнения о том, что Британия «считает свою миссию в Индии близкой к завершению» или что Лондон «готовится к отступлению».

Сам Ганди был потрясен насилием в Чаури-Чаура и 12 февраля выступил с неожиданным призывом прекратить кампанию гражданского неповиновения. Лондон теперь преследовал Ганди, однако даже в этих условиях Ридинг проявлял сдержанность, следуя настойчивым просьбам индусов, тесно сотрудничавших с вице-королем. Ганди должен быть арестован, но прежде правительству Индии требовалось укрепить свои моральные позиции, устранив основные причины недовольства мусульман, приведшего их к Ганди. Для восстановления влияния в Индии на либеральных условиях империи необходимо заключить справедливый мир с Турцией. Не заручившись поддержкой всех членов кабинета министров, Монтегю передал в прессу заявление, в котором говорилось о необходимости проведения в Индии слушаний по турецкому вопросу. Заслуги Индии в Великой войне неоспоримы. В Месопотамии и Палестине индийские мусульмане отдавали свои жизни за империю. От их имени правительство Индии настаивает на выводе всех британских и французских сил из Константинополя, традиционной резиденции халифа. Необходимо восстановить «сюзеренитет султана над святыми местами». Греки должны оставить Анатолию. А при проведении окончательных границ с Грецией османская Фракия должна оставаться в составе Турции^[1143].

Неудивительно, что министр иностранных дел Джордж Керзон был вне себя. То, что «подчиненное подразделение британского правительства, находящееся в 6 тысячах милях отсюда», пытается указывать Лондону, «какой линии, по его мнению, ему следует придерживаться, совершенно нетерпимо». Если правительство Индии «позволяет себе высказывания по поводу того, что мы делаем в Смирне или Фракии, то почему бы им не сделать то же самое в отношении Египта, Судана, Палестины, Аравии, Малайского полуострова или любой другой части мусульманского мира»? Вопрос, касавшийся самой сути проблемы: как управлять мировой империей в демократических условиях? – оставался без ответа. 9 марта 1922 года Монтегю был вынужден подать в отставку. На следующий день без лишнего шума арестовали Ганди. Еще через неделю человек, с которым Монтегю и Ридинг намеревались вести переговоры о новых устоях либеральной империи, был приговорен к 6 годам тюрьмы.

IV

Британская империя пережила этот кризис. Консерваторы еще многие годы рассуждали о его последствиях. Однако победа не выглядела убедительной. Да, консерваторы победили. Но не было никакой необходимости в том, чтобы прибегать к насилию для утверждения их абсолютного доминирования, которое с таким энтузиазмом обсуждали в барах по всей империи. На практике лишь тонкие тактические маневры в обход презренных либералов, засевших в колониальной администрации, и более утонченных националистов избавили Британию от необходимости повторять на просторах империи кошмарный и позорный опыт эскалации насилия, который в Ирландии грозил открыть прямой путь к катастрофе^[1144]. Либерализм избавил реакционеров от необходимости в полной мере проявлять всю несостоятельность своих позиций. Правда, самому либеральному проекту в ходе этих событий был нанесен непоправимый ущерб.

Монтегю до последних дней говорил о том, что его политика в Индии была сведена на нет иррациональной агрессией туркофобов. Даже в своем последнем выступлении в палате общин в качестве министра по делам Индии он упрямо держался знаменитого определения империи как двигателя прогресса, которое в свое время предложил лорд Маколей. «Индия должна понимать, – напоминал Монтегю, – что, руководствуясь соображениями доброй воли и партнерства, британский парламент не откажет ей ни в каких правах…Если Индия будет верить в нашу добросовестность… если она примет предложение, сделанное ей британским парламентом, то она поймет, что Британская империя, за которую совсем недавно отдавали свои жизни многие индийцы и англичане и которая и сегодня спасает мир, даст ей свободу, а не лицензию на нее, освобождение, а не анархию, прогресс, а не беспорядочное движение, обеспечит мир и откроет самые благоприятные перспективы будущего»^[1145]. Но Монтегю игнорировал противоречия, неоднократно проявлявшиеся в либеральной имперской модели. Либеральные взгляды были необходимы для того, чтобы сохранять империю, в том смысле, что они предлагали фундаментальные оправдания. Но реальная практика применения имперской силы и сопротивление тех, на кого эта сила была направлена, почти всегда приводили к тому, что эти взгляды оборачивались постыдным лицемерием^[1146]. В 1850-х годах либеральные взгляды на империю, сформулированные еще в 1830-х годах, не устояли перед мятежом в Индии. В 1917–1922 годах Индию миновал полный цикл перехода от либерализма к репрессиям. Но теперь метания от либерализма к реакции и обратно происходили все чаще, превращаясь в ошеломляющий и неумолимый цикл, подавляющий волю империи^[1147].

Кризис начала 1920-х годов, конечно, не привел к реалистичной переоценке сложной ситуации, в которой оказалась империя. Чувство самоуспокоенности пришло слишком легко. Империи удалось пережить бурю. И это укрепило Лондон в мысли о том, что «своевременно направляя действия подданных империи» всегда можно «обойти, окружить и разоружить» националистические и антиимпериалистические силы. Британия предвидела крах индо-мусульманского договора, заключенного в Лакхнау, и новые столкновения между индуистами и мусульманами в 1920-х годах подтвердили эти ожидания. «Искусная политическая и конституционная подготовительная работа» и тактическое умение стали определяющими характеристиками мастеров имперских дел^[1148].