Читать книгу - "Мои воспоминания. Брусиловский прорыв - Алексей Брусилов"

Для психологии старших русских военачальников эпохи Японской и Мировой войн чрезвычайно характерны скептицизм к собственным десантным операциям и одновременно панический страх перед возможностью десанта противника. Составитель плана войны Ю. Данилов оставил целую 6-ю армию на Финском побережье. Первая Ставка не желала слышать о десанте на Царьград, а в то же время выход немецких кораблей в море повергал ее в трепет. То же можно сказать про генерала Рузского и Куропаткина.

Сходно обстояли дела и на Западном фронте. Никогда ни один военачальник не работал столько, сколько работал генерал Эверт. Заваленный отчетами, таблицами, ведомостями, он, в свою очередь, засыпал войска бесчисленным количеством приказов, указаний, наставлений, стремясь обязательно все предусмотреть до последней мелочи. Генерал Эверт и начальник его штаба генерал Квецинский не умели мыслить иначе, чем по трафарету Французского фронта, стремясь с совершенно негодными средствами воспроизвести и так невысокие образцы Шампанской битвы сентября 1915 года.

После неудачи мартовского наступления ими овладело отчаяние. Они видели, что то, что они делали, не годилось. Создать же свое, новое, найти выход из стратегического тупика, куда завела русские войска чужая мысль, они были не в состоянии. За суетливой работой штаба Западного фронта чувствовалась большая нервность, неуверенность в себе и в войсках. Сосредоточенных для удара на Вильну в Молодечненском районе 12 корпусов 2-й и 4-й армий – 480 000 бойцов против 80 000 неприятеля – уже казалось генералу Эверту недостаточным – он желал иметь по корпусу на версту фронта атаки! Чем ближе надвигался решительный срок 18 мая, тем более падал духом незадачливый главнокомандующий Западным фронтом.

В последнюю минуту, когда все уже было готово, он вдруг переменил весь свой план и вместо удара на Вильну избрал почему-то удар на Барановичи, переведя на это направление штаб 4-й армии. Для переработки планов он просил две недели отсрочки – с 18 мая на 31-е и, едва лишь получив их, попросил новую отсрочку до 4 июня, опасаясь… неудачи в Троицын день! На этот раз рассердился даже покладистый Алексеев. Эверту приказано было наступать, не справляясь со святцами.

Совсем иное дело было на юго-западе. Сдавая фронт, генерал Иванов характеризовал свои армии небоеспособными, а наступление в Галиции и на Волыни – безнадежным. Генералу Брусилову удалось преодолеть инертность своих подчиненных (проникшихся было подобными взглядами бывшего своего начальника) и заставить их энергично приняться за дело. Каледин и Сахаров не ждали от наступления ничего хорошего. У более мужественных начальников – Щербачева и Лечицкого – проскальзывал скептицизм. Заминок, однако, не было никаких.

Идея, положенная генералом Брусиловым в основу плана наступления, была совершенно новой и казалась парадоксальной. Учтя полностью опыт неудавшихся наступлений и попыток прорыва сплошного фронта на Французском и Русском театрах войны, он отказался от сосредоточения в одном месте кулака, всегда заранее обнаруживаемого неприятелем, и потребовал подготовки наступления по всему фронту, дабы держать в заблуждении противника.

По той же причине он решил сократить затяжную артиллерийскую подготовку и дать больше места суворовской внезапности. Каждый командующий должен был атаковать в направлении, которое сам выберет. Эти смелые идеи, порывавшие со всеми принятыми доселе шаблонами, смутили было лишенного творческой интуиции генерала Алексеева. Он пытался было возражать – по своему обыкновению слабо – против этой разброски сил, но, получив отпор подчиненного, смирился – тоже по своему обыкновению.

Главную роль генерал Брусилов отвел своему правому флангу – 8-й армии как смежной с Западным фронтом, который должен был нанести врагу главный удар. Он все время помнил, что роль Юго-Западного фронта – второстепенная, и все свои стратегические расчеты подчинял выработанному в Ставке плану, сознательно принося в жертву главное направление своего фронта – Львовское, на котором стояла 11-я армия.

Эту дисциплину стратегической мысли надо поставить ему в большую заслугу. В 8-ю армию он направил треть пехоты и половину тяжелой артиллерии (19 батарей из 39) всего фронта и указал ей направление на Ковель – Брест (указание смелое, если принять во внимание, что до Бреста было 200 верст, а в резерве армии и вместе с тем всего фронта всего одна дивизия). Командовавший армией генерал Каледин решил нанести главный удар своим левым флангом в Луцком направлении превосходящими войсками 11-го и 8-го армейских корпусов.

В 11-й армии генерал Сахаров наметил прорыв от Тарнополя на участке своего левофлангового 6-го корпуса, командиру которого, энергичному генералу Гутору, он больше всего доверял. 7-я армия, против которой находился наиболее крепкий участок австро-германского фронта, была самой слабой, насчитывая всего 7 пехотных дивизий.

Генерал Щербачев решил прорвать фронт врага там, где тактически это было легче всего осуществимо – на участке левофлангового 2-го армейского корпуса у Язловца. Наконец, генерал Лечицкий положил сперва разделаться с неприятелем в Буковине, нанеся удар своим левым флангом (усиленный 11-й армейский корпус) в юго-западном направлении – к Карпатам, – а затем, обеспечив себя здесь, перенести удар на правый фланг, в Заднестровье.

Таким образом, Юго-Западный фронт намечал четыре отдельных сражения. Каждый командующий армией выбрал направление для своего удара, ничуть не считаясь с задачей соседа. Все четыре армии наносили удар своими левыми флангами. Особенно досадно должен был сказаться разнобой в действиях 8-й и 11-й армий. Эта последняя должна была бы обратить все свое внимание на свой правый фланг, действовавший в соседстве с главным ударом 8-й армии на Луцк. Вместо этого генерал Сахаров все свои усилия направил на левое крыло, а своему правофланговому 17-му корпусу приказал только демонстрировать.

Штаб Юго-Западного фронта не задавался целью связать воедино действия своих четырех армий. Генеральное сражение на юго-западе совершенно не входило в расчеты Ставки: оно должно было разыграться к северу от Припяти. Генералу Брусилову было указано демонстрировать – и только.

Венцом и конечной целью этой своей стратегической демонстрации Брусилов наметил прорыв неприятельского фронта в четырех местах, рассчитывая этим в достаточной степени сковать неприятеля. Развития этих прорывов не должно было предвидеться, кроме разве Луцкого в 8-й армии – и то в зависимости от успеха главного наступления Западного фронта. Для Эверта прорыв был только средством к нанесению решительного удара. Для Брусилова он был целью, за которую его усилия не должны были идти.

Подготовка к прорыву была проведена юго-западными армиями выше всякой похвалы. Следует отметить как четкую организацию огневого кулака штабом 8-й армии, так и поразительную тщательность к подготовке пехотного приступа, его ювелирную отделку штабом профессорской 7-й армии. Летчики нашей 7-й армии сфотографировали неприятельские позиции на всем протяжении фронта Южной германской армии.

По этим снимкам были составлены подробнейшие планы, на которых были нанесены все ходы сообщения и пулеметные гнезда. В тылу нашей 7-й армии были сооружены учебные городки, точно воспроизводившие намеченные для штурма участки неприятельской позиции. Войска учились на них заранее, чтобы затем быть в неприятельских окопах, как у себя дома. Штаб 7-й армии даже перестарался. Он утомлял войска поистине циклопическими и в значительной степени бессмысленными земляными работами по инженерному наступлению. Один 2-й армейский корпус отрыл, например, на удивление потомству 12 000 кубических метров земли.