Читать книгу - "Преступление и наказание в России раннего Нового времени - Нэнси Шилдс Коллман"

Когда Романовы пришли к власти в 1613 году, между группировками бояр на несколько десятилетий установился мир, чему, несомненно, были рады родовитые семейства, еще помнившие опричнину и Смутное время. Пол Бушкович отмечал, что за все время правления Алексея Михайловича не казнили ни одного боярина, а Роберт Крамми насчитал всего пять боярских казней за весь XVII век^[898]. Эти единичные казни были произведены по обвинению в измене, и по ним хорошо видно расхождение между установленным протоколом и насилием по произволу, не столь явное в расследовании ересей, колдовства и бунтов. Напряженная открытая борьба между придворными боярами то приводила к законному следствию, то переходила в кровопролитие.

Казнь воеводы Михаила Борисовича Шеина в 1634 году осталась единственной казнью боярина в первой половине XVII века, и ее нельзя полностью объяснить борьбой боярских партий, хотя некоторые ученые придерживаются такого мнения. Другие утверждают, что Шеин, капитулировавший с войском перед польским королем во время катастрофической смоленской кампании 1632–1634 годов, послужил козлом отпущения после унизительного поражения^[899]. Отпущенный королем с честью и с большей частью войска в феврале 1634 года, Шеин был встречен в Москве как предатель и подвергнут боярскому суду. 18 мая 1634 года Шеин, второй воевода Артемий Васильевич Измайлов и сын Измайлова Василий были приговорены к смерти и конфискации имущества, а еще несколько человек получили не столь суровые приговоры. Протоколы суда не сохранились, но длинный вердикт и порядок казни выглядят вполне традиционно.

28 мая в Приказе сыскных дел осужденным зачитали сокращенный приговор, затем их отвезли на Красную площадь в сопровождении двух думных людей и двух дьяков; исповедники не упоминаются. «На пожаре», месте, которое иногда упоминается в описаниях казней на Красной площади, дьяк вслух зачитал очень длинный обвинительный акт, затем приговоренным отрубили головы. Что сделали с телами, нигде не указано. Немецкий ученый А. Олеарий, пребывавший в России с августа по декабрь 1634 года, утверждает, что казненных обманули: им дали понять, что в последний момент их помилуют, однако никакой милости не последовало. Тот же Олеарий описал, как сына Шеина, приговоренного к ссылке, засекли кнутом^[900].

В то же время удар, нанесенный этими казнями соответствующей боярской партии, был смягчен проявлениями милости. Младшие воеводы Смоленской кампании были прощены: князю Семену Прозоровскому и Ивану Михайловичу Шеину сообщили, что они заслуживают смерти, но благодаря заступничеству родственников царя их прощают и приговаривают всего лишь к ссылке и конфискации земель. Князя Михаила Белосельского тоже простили, потому что во время кампании он страдал от болезней. Его приговорили только к ссылке и конфискации, но в конце концов оставили дома под арестом, поскольку он по-прежнему болел и был уже при смерти. Еще четырех человек сослали, двух посадили под стражу и двух дьяков отпустили. Иван Михайлович Шеин умер по дороге в ссылку, а к сентябрю сосланные Прозоровский и Тимофей Измайлов получили помилование и дозволение вернуться. Подобное сочетание тщательно вымеренного насилия и великодушия характерно для политической борьбы бояр начиная с XVI века^[901].

Эти казни были проведены скромно и без сценических эффектов, возможно, из уважения к высокому статусу осужденных или же потому, что придворная политика считалась делом семейным. В их проведении за основу были взяты опорные элементы ритуала казни за уголовные преступления. Собравшаяся толпа и чтение приговора легитимизировали казнь, но мы не встречаем указаний на то, что приговоренные получили церковное утешение. Позднее казни бояр в подобных обстоятельствах проходили так же скромно. Когда в начале 1670-х годов вокруг второй жены Алексея Михайловича Натальи Нарышкиной укрепился род Матвеевых, начались споры о престолонаследии. Наследник Алексея Михайловича Федор, правивший с 1676 по 1682 год, был человеком слабого здоровья. За ним в очереди к трону стояли еще два потенциальных наследника, в то время еще совсем дети – Иван, сын Алексея Михайловича от первой жены Марии Милославской, и Петр, сын Нарышкиной. Когда Федор Алексеевич скончался, соперничество Милославских и Нарышкиных вылилось в восстание стрельцов (о нем речь пойдет в главах 16 и 17) и смертельную вражду между боярами.

В мае 1682 года верх одержали Милославские, хотя формально Иван и Петр делили трон под опекой своей старшей сестры царевны Софьи Алексеевны, дочери Алексея Михайловича от первого брака. Летом 1682 года князь Иван Андреевич Хованский, глава московских стрельцов, поссорился с кругом Милославских. Не он возглавлял Стрелецкий приказ во время майского восстания, но он захватил власть сразу после волнений и закрепил ее за собой. В летние месяцы стрельцы полностью контролировали город, так что, когда в августе царский двор отправился в ежегодное паломничество в Троице-Сергиев монастырь, все решили остаться за его крепкими стенами. Открытый конфликт между Милославскими и Хованскими разразился 17 сентября, когда Хованского и его сына Алексея обвинили в измене. Сторонник Милославских Сильвестр Медведев пишет, что Хованский был бесстыдным человеком, симпатизировал раскольникам, и даже намекает, что князь пытался подстроить гибель Софьи; официальный вердикт обвинил Хованского во взяточничестве, неподчинении и измене. Но ученые согласны в том, что обвинения были вымышлены, а казнь была очередным шагом Милославских к укреплению своей власти^[902].