Читать книгу - "Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики - Адам Туз"

Вместо железнодорожных линий деньги вкладывались в строительство автобанов и в развитие автобусной сети и грузовых автоперевозок, а железнодорожный подвижной состав тем временем ветшал. С 1933 по 1937 г. Reichsbahn ежегодно приобретала менее 2 тыс. товарных вагонов – небольшую долю того, что требовалось для компенсации их износа. В результате число пригодных товарных вагонов, в конце 1920-х гг. в среднем превышавшее 670 тыс. штук, в 1937 г. составляло не более 575 тыс. В ответ Reichsbahn старалась более эффективно использовать свой сокращающийся подвижной состав, но начиная с 1937 г. разрыв между требуемым объемом перевозок и возможностями железнодорожной системы неумолимо возрастал.

В 1939 г. обычные сезонные проблемы были усугублены массовым перемещением войск – сперва к местам их сосредоточения на восточной границе, а затем к западным рубежам. По всей системе распространялись заторы и пробки. Резко увеличилось число аварий: два крупных крушения перед рождеством погубили 230 человек и подорвали общественное доверие к железнодорожному транспорту^[1073]. Зимой 1939–1940 гг. осведомители гестапо сообщали, что на перронах по всей стране люди возмущались задержками поездов и их произвольной отменой^[1074]. Администраторы пытались справиться с проблемами товарных перевозок, в массовом порядке сокращая пассажирские перевозки. Но даже жесткие меры не позволили предотвратить кризис. К началу 1940 г. десятки тысяч товарных вагонов застряли в многокилометровых заторах. К январю время оборота подвижного состава превысило неделю. Эффективная пропускная способность железных дорог Германии резко сократилась, что сразу же привело к перебоям в поставках угля. К декабрю шахты были предупреждены о надвигающемся «транспортном бедствии». В замерзающем Берлине угля осталось так мало, что отчаявшиеся муниципальные власти реквизировали уголь, поставлявшийся даже таким ведущим оружейным фирмам, как Rheinmetall^[1075]. Между тем в Руре достигли опасных размеров горы невывезенного угля, заставляя шахты сокращать добычу. В целом в первые месяцы 1940 г. нехватка угля затронула почти 10 % германских оружейных заводов^[1076]. В центральном промышленном регионе, около Касселя, эта цифра достигала 27 %. В январе 1940 г. Геринг назвал транспорт проблемой немецкой военной экономики^[1077].

И на фоне этих разочарований, неудач и кризисов управление вооружений получило от Гитлера приказ резко увеличить производство боеприпасов. Может показаться странным, что армия оспаривала требования Гитлера. В конце концов предполагалось, что эта программа была выгодна прежде всего армии. Однако у армии имелись и другие приоритеты, помимо боеприпасов. Кроме того, именно армия была главным единичным потребителем стали и других металлов. Если бы не произошло серьезного роста квот на сталь, главной жертвой грандиозного Fuhrerforderung стали бы программы самой армии по производству оружия, танков и автомобилей. А гитлеровский план производства боеприпасов требовал ошеломляющего количества стали и других металлов. По оценкам армии, в первом квартале 1940 г. на его выполнение ушло бы 566 тыс. тонн стали и более 8 тыс. тонн меди, в то время как текущие квоты составляли всего 300 тыс. тонн стали и 3800 тонн меди^[1078]. Если история повторяется, то в том случае, если бы планы по наращиванию объемов производства не были подкреплены соответствующими поставками сырья, то Fiihrerforderung обернулось бы просто еще одним «пузырем» в сфере вооружений. Армейские бюрократы выучили этот урок и теперь опасались того, что в случае, если местные инспекции в сфере вооружений сумеют выявить и «мобилизовать» достаточные металлообрабатывающие мощности, то заводы, зарезервированные для военного производства, останутся без железа, меди или других важнейших материалов. После ряда подобных накладок репутация армии в промышленных кругах уже и так была серьезно запятнана. Более того, исходя из прежних результатов, армия сомневалась в том, что Карлу Крауху и химическому отделу управления по выполнению Четырехлетнего плана удастся добиться четырехкратного роста производства пороха и взрывчатых веществ, которыми предстояло наполнять снаряды Гитлера. В конце концов для достижения этой цели Крауху тоже требовалось еще больше стали и рабочей силы. А где их было взять? Если бы Краух не добился успеха, то на складах бесполезным грузом осели бы миллионы снарядов, не начиненных взрывчаткой. Из оборота было бы выведено з млн тонн стали, 40600 тонн алюминия и 10 тыс. тонн меди, в то время как остальная военная экономика задыхалась без требовавшегося ей металла^[1079]. А вина в итоге была бы возложена на «некомпетентных военных бюрократов».

В первые месяцы 1940 г. проблема боеприпасов оказалась в центре продолжавшейся битвы между Гитлером и армейским руководством. 27 января Браухич объявил Томасу из ОКБ о том, что с учетом текущих квот на сырье требования фюрера о производстве боеприпасов невыполнимы^[1080]. Более того, генерал фон Браухич утверждал, что ОКБ не имеет права навязывать армии конкретные детали планов в сфере вооружений. В будущем армейское верховное командование собиралось подчиняться лишь тем приказам со стороны руководства вермахта, а соответственно, и Гитлера, которые будут подкреплены достаточными квотами на сырье. Ответ Кейтеля на этот протест был бескомпромиссным. Кейтель наотрез отказался вновь поднимать вопрос о приоритетах. Фюрер принял решение о производстве боеприпасов и его требования должны быть выполнены вне зависимости от того, как к ним относится управление вооружений. Как отмечал Томас в своем служебном дневнике, «Программа должна быть выполнена, и если [армейское] управление вооружений не в состоянии этого сделать, то фюрер поручит эту задачу другому учреждению». И это была явно не пустая угроза. Еще с начала 1939 г., когда разразился кризис с поставками сырья, Браухича тревожили мысли о том, что в сектор боеприпасов с целью его «расчистки» может быть назначен гражданский «уполномоченный»^[1081].