Читать книгу - "Первая на возвращение. Аристократка в Советской России - Ирина Владимировна Скарятина"

Позже мы зашли в клуб юных пионеров с рядами скамеек, плакатами и рисунками, изображавшими ход выполнения пятилетнего плана, и огромными портретами Ленина и Сталина на стенах. Именно здесь эта детская организация проводит свои собрания либо для обсуждения различных программ обучения, либо для привлечения к дисциплинарной ответственности кого-нибудь из своих членов, либо для рассмотрения личных жалоб учеников, либо для выяснения, почему кое-кто из них, возможно, развивается не так быстро, как остальные, либо для организации собственных ударных отрядов, либо для искоренения неграмотности и пропаганды чистоты.

"Они по отношению друг к другу на удивление строги и критичны, – сказала учительница, которая показывала нам школу, – и им удаётся поддерживать в своих классах хорошую дисциплину. Они также иногда критикуют и нас, и тогда у нас возникает серьёзная проблема, решение которой требует такта и понимания, однако от этого всё становится лишь интереснее".

Нам стало ясно, что российское образование, как и всё остальное, переживает переходный период. Первоначально, вскоре после революции, ребёнок имел слишком сильное право голоса в том, что касалось его обучения, и мог даже дойти до увольнения своих учителей, если те ему не нравились. Однако в рамках текущего конструктивного этапа столь радикальное отношение постепенно сглаживается и точка зрения на образование нормализуется, ведь позиция учителя становится всё более ответственной и авторитетной, а его опыт признаётся ценным для формирования ребёнка.

2

В тот день мы отправились в длительный обзорный тур по городу, и я с гордостью показала Вику все основные достопримечательности. Вначале мы приехали к знаменитому Казанскому собору с его красивой изогнутой колоннадой. Чем-то напоминая собор Святого Петра в Риме, он был возведён прославленным русским архитектором Воронихиным в ознаменование победы Александра I над Наполеоном в 1812-ом году.

"Именно здесь раньше находилась чудотворная икона Казанской Божьей Матери. В любой день тысячи людей приходили поклониться этой святыне", – начала я объяснять Вику, когда наш автомобиль остановился перед собором на несколько минут.

"Сейчас это антирелигиозный музей, – сказал шофёр, – но из-за ремонта он закрыт на несколько недель, поэтому мы не сможем туда попасть".

Я молча смотрела на огромный храм. С тех пор, как я себя помнила, мои родители водили меня туда почти каждый день. Иногда мы отстаивали обедню или вечерню, но в основном заходили всего на несколько минут, дабы поставить свечки. Предполагалось, что икона была списана с первообраза, созданного святым евангелистом Лукой, и поэтому считалась истинным изображением Богородицы с глубокими тёмными очами, правильными чертами лица, оливкового цвета кожей и нежной печальной улыбкой. Её золотые одеяния, усыпанные драгоценными каменьями, являвшимися приношениями по обету, искрились в свете нескольких сотен свечей, неизменно горевших в огромных серебряных подсвечниках перед святыней. И, сидя ныне в автомобиле, я мысленно видела себя и своих родителей совершающими обычный ритуал поклонения Пресвятой Деве. В ту минуту, когда мы переступали порог и за нами закрывалась обитая войлоком вращающаяся дверь, шум и суета Невского проспекта полностью затихали, сменяясь глубокой тишиной собора, лишь изредка нарушаемой отзвуками напевного чтения священников где-то в отдалении или стука шагов по мраморному полу, разносившегося странным эхом по проходам и под куполообразным потолком.

В церковной лавке при входе мы покупали наши свечи – большие для моих родителей и маленькую для меня – и на цыпочках подходили с ними к алтарю, где становились на колени и низко кланялись, касаясь лбами холодных мраморных плит. Улучив момент, когда моя мать не смотрела, я часто тёрлась носом об пол, чувствуя, что этим действительно исполняю свой религиозный долг – "повергаюсь во прах" – и ликовала, когда она позже шептала: "У тебя пятно на носу. Сотри его!" Затем мы зажигали свечи, ставили их в подсвечники и поднимались по трём или четырём ступеням, которые вели к иконе. И там мы целовали руки Богородицы с Младенцем (сначала меня поднимали под мышки, однако как же я потом гордилась, когда выросла достаточно большой, чтобы смочь дотянуться до её одеяния и приложиться к нему без посторонней помощи), задерживаясь, чтобы сделать это, лишь на долю минуты, поскольку позади нас на ступенях и на небольшом приступке перед образом уже выстраивалась очередь других молельцев. Сойдя вниз, мы вновь опускались на колени и кланялись до самой земли. Иногда мы приносили цветы и клали их под массивные серебряные перила у подножия алтаря. Так делали многие, выбирая в основном белые лилии, и воздух наполнялся их ароматом, смешанным с приторным запахом благовоний.

Повсюду вокруг нас я видела людей, стоявших на коленях, кланявшихся, крестившихся, плакавших, молившихся или же смотревших на икону глазами, полными религиозного экстаза. И я улавливала обрывки произносимых шёпотом молитв, что всегда меня интриговало и волновало.

"Спасибо Тебе, спасибо Тебе, о Матушка, Пресвятая Богородица …"

"Пожалуйста, я умоляю Тебя, Пресвятая, Пречистая Дева Мария …"

"Сжалься … Помилуй … Прости … Исцели … Защити … Сохрани … Спаси … Помоги …"

Одновременно священник пел тропарь Божьей Матери или читал длинный список имён тех, о ком был специально заказан сорокоуст. И в мерцающем свете свечей на всех этих обращённых выспрь лицах лежала печать радости, тревоги или печали, что привели их в храм. Здесь был и взволнованный студент, вероятно, пришедший зажечь свечу и прочитать молитву перед каким-нибудь трудным экзаменом; и бледный больной мужчина, тяжело опиравшийся на палку и с надеждой смотревший на икону; и молодая женщина в дорогих мехах с лицом, опухшим от слёз; и ребёнок-калека; и нищий с большой холщовой сумкой за спиной; и хорошо одетый парень; и кучка унылого вида стариков в глубоком трауре; и худенькая красивая юная дева, чьи поношенные пальтишко, шляпка и туфли красноречиво свидетельствовали о её бедности. Типажи, которые мог бы нарисовать художник или понаблюдать доктор-психолог, – все они были здесь: молодые и старые, богатые и бедные, больные и здоровые, отчаявшиеся и полные надежды. И мне всегда казалось, что этот уголок огромного собора наполнен бесконечными волнами молитв, которые вместе с облаками благовоний и ароматом лилий неуклонно накатывались на серебряный алтарь, поднимаясь всё выше и выше, пока не достигали ушей Пресвятой Девы.

"Вера – удивительная вещь, – говорил мой старый духовник, – особенно когда группа людей верует одинаково. Тогда она обладает огромной мощью, могуществом, вызывающим чудеса. Чем сильнее вера, тем больше чудес". И, глядя на эти толпы молившихся коленопреклонённых людей, я думала, что понимаю смысл сказанных им слов. Я тоже старалась принять как можно более печальный вид, а иногда