Читать книгу - "Время банкетов - Венсан Робер"

«О чем же они говорили?»

Бедные люди, на что вам это знать? Достойны ли это знать вы, способные задать такой вопрос?

Они говорили о Республике, о Родине. Об этом свидетельствует их соузник.

Они говорили (мы это утверждаем и при необходимости можем в этом поклясться) о Франции, которую славная битва спасла от нашествия. Это помогало им справиться с горем и угрызениями совести. Нет никакого сомнения, что они сознавали свои ошибки, раскаивались в том, что предали единство.

Весь этот пассаж звучит фальшиво. Почему? Прежде всего потому, что кажется вымученным. Мишле этот сюжет не очень интересен, потому что он, в отличие от Ламартина и античных историков, служивших ему образцом, Фукидида или Тацита, не любил вкладывать в уста исторических персонажей пространные речи. Тем не менее Мишле чувствует себя обязанным включить этот эпизод в свою историю: иначе как объяснить это резкое вмешательство вымышленного читателя, чья реплика поставлена в кавычки? Насколько мне известно, в «Истории Французской революции» это случай уникальный, хотя вообще Мишле часто ведет подразумеваемый диалог с читателем, собственным двойником. Ответ, тоже единственный в своем роде, звучит поразительно грубо: автор обрывает читателя с величайшей бесцеремонностью. Читатели, по крайней мере те, которые способны задать такой вопрос, недостойны общества этих великих людей, своих отцов, которым они стольким обязаны. Мишле, знающий описываемую эпоху изнутри и гордящийся пониманием всех побуждений своих персонажей, знает ответ и милостиво его сообщает. Но поскольку в конечном счете никакими доказательствами своих слов он не располагает и исходит из догадок, а вернее, из логики своего понимания Жиронды и жирондистов (так, он единственный утверждает, что накануне смерти жирондисты могли радоваться победам французской армии), ему приходится компенсировать бездоказательность максимальной торжественностью: «Мы это утверждаем и при необходимости можем в этом поклясться». Мало того, что он в этом месте начинает именовать себя во множественном числе — что для него вообще нехарактерно^[669], — он еще и объявляет самого себя свидетелем и гарантом: он готов поклясться. Этот прием тоже уникален для книги Мишле: как правило, если он даже не дает точных ссылок на источники (хотя вообще его круг чтения огромен, причем читал он гораздо более внимательно, чем Ламартин), он, как всякий историк, опирается на документы^[670]. Насколько мне известно, формулу «можем в этом поклясться» он употребляет еще только один раз в весьма сходном контексте, когда впервые касается великого противостояния жирондистов и монтаньяров и пытается доказать, что и те и другие были превосходными республиканцами. Если он сохранил в книге описание последнего банкета жирондистов, значит, ему казалось, что эта сцена лучше, чем рассказ о суде над ними или об их казни, позволяет в последний раз заглянуть им в душу, так что финальные слова жирондистов об их предшествующих деяниях, судя по всему, совпадают с той оценкой, какую дает им Мишле: