Читать книгу - "Русская революция. Ленин и Людендорф (1905–1917) - Ева Ингеборг Фляйшхауэр"

Назначение прусского военного министра Эриха фон Фалькенхайна 14 сентября 1914 г. начальником Генерального штаба действующей армии с сохранением министерского поста (для отвода глаз немецкой и зарубежной общественности, а также союзников, которым не следовало знать о поражении на Марне, Мольтке официально оставался в должности^[1184]) отбросило осуществление планов Мольтке и Людендорфа насчет России на два года. Когда Людендорф, выдавив Фалькенхайна с обоих постов и поднявшись до положения фактического главы 3-го ВК, в августе 1916 г. смог к ним вернуться, Мольтке уже умер^[1185].

В лице преемника Мольтке Людендорф поначалу встретил воплощение несокрушимой принципиальности: терпеть фактически особое положение, завоеванное Людендорфом при Мольтке, новый начальник Генштаба не собирался. Фалькенхайн, хоть и не служил в Генштабе при Шлиффене, являлся последовательным сторонником его плана и подверг обнаруженную им исходную ситуацию, созданную Мольтке при поддержке Людендорфа, суровой критике. По его мнению, Мольтке уступил искушению «переметнуться на восток, прежде чем фронт на западе… укрепился»^[1186]. Он видел в этом непростительное для начальника Генштаба, ответственного за весь ход войны, непостоянство. Обиходное словечко «переметнуться» содержало у него сильный морально-оценочный оттенок, который указывал на знание подоплеки происходящего и намекал на принципиальное неприятие им «выходов» Мольтке/Людендорфа. Фалькенхайн считал все связанные с ними решения Мольтке, начиная со смены командования 8-й армии и переброски войск на восток, ошибками, едва ли поддающимися исправлению: «Изначально существующее численное превосходство неприятеля на западе значительно возросло. Войска для отправки [на восток] были взяты из западной половины армии, с ударного фланга. Поэтому их отсутствие особенно чувствовалось при разрешении дела на Марне и после него… Из-за… разрыва связей боевая мощь сильно упала. Замена не могла быть организована достаточно быстро. Повсюду не хватало младших командиров. В их рядах бои при вторжении произвели огромные… опустошения. Снабжение застопорилось»^[1187]. Такое развитие событий Фалькенхайн полагал результатом «войны на два фронта наоборот», которая началась вследствие переориентации, втайне направляемой Мольтке, — постановки вопроса о том, «не следует ли… на западе перейти к обороне, а на востоке к наступлению». Фалькенхайн признавал, что этот вопрос в Генштабе рассматривался со ссылкой на авторитет старого фельдмаршала фон Мольтке, но оспаривал его историческую и фактическую обоснованность: когда фельдмаршал затронул его в разговоре с Бисмарком, еще не приходилось учитывать участие Англии в войне на стороне Франции. А в основу шлиффеновского плана развертывания уже легла мысль о вмешательстве Англии. Зная о российских просторах и соответственно о «почти безграничных возможностях русских оттягивать окончательное военное разрешение конфликта сколь угодно долго», Фалькенхайн не питал «надежды справиться с ними, прежде чем враги на западе добьются решающего успеха или, по крайней мере, благодаря своим практически неограниченным средствам так усилятся, что на победу Германии над ними останется мало шансов». Поэтому, на его взгляд, «переметнуться на восток» означало неизбежно создать «невыносимую обстановку на западе, не гарантируя решающий успех на другом фронте».