Читать книгу - "Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации - Бен Уилсон"

По мере того как пригороды стали более сложными и экономически активными, они стали расползаться дальше и быстрее, поглотив невероятные 43 миллиона акров американской земли (это территория штата Вашингтон) между 1982 и 2012 годами. К 2002 году, во время жилищного бума, Соединенные Штаты теряли два акра сельхозугодий, лесов и открытого пространства каждую минуту в пользу пригородов^[538].

От Лос-Анджелеса до Атланты, от Феникса до Канзас-Сити Америка во второй половине ХХ века была идеальным образцом все ускоряющегося, опирающегося на автомобиль урбанистического расползания территорий с низкой плотностью заселения. При наличии громадного количества личных машин, развитой дорожной сети, доступных кредитов, изобилия ископаемого топлива, обширных земель, находящихся в упадке густонаселенных городских центров и убегающего из них бизнеса можно понять стремление людей перебраться за пределы центра, в отдельный дом. Возможно, даже более важным фактором были огромные средства, потраченные федеральным правительством, которое поощряло расселение с помощью налоговой политики, ипотеки и постройки новых дорог. Зависящий от автомобилей, расползающийся пригород – главный признак американского урбанизма в ХХ веке – стал калькой для других обществ, проходящих через быструю урбанизацию. В азиатских городах вроде Бангкока, Джакарты, Манилы и Куала-Лумпура стремление представителей растущего среднего класса к пригородной собственности в духе Лос-Анджелеса стало очевидным в 1980-х. В Токио растущие цены на жилье вынудили 10 миллионов человек переехать из города в пригороды между 1975 и 1995 годами.

Однако в Китае немногие домашние хозяйства могли похвастаться автомобилем в 1980-х; ходьба пешком, велосипеды и автобусы были главным средством передвижения, вследствие чего города оставались компактными. Очень легко ассоциировать урбанизацию страны с ее бросающимися в глаза небоскребами. Но реальная история вовсе не вертикальная, она горизонтальная, и китайские города начали растекаться по сторонам. Субурбанизация стартовала в 1990-х, когда число собственников автомобилей возросло. Большие урбанистические цены увеличили свою территорию в среднем на 450 квадратных километров с 1978 года. В пригородах появилось около 60 % нового жилья для среднего класса, а в частном секторе ближе к центру – 70 % дешевого жилья. Китай, по всей видимости, движется по американской траектории, и его движение направляется в основном теми же силами.

Массовая субурбанизация в Китае развивалась в основном по двум направлениям. Жители очень плотных, оживленных lilong и hutong, районов в Пекине и Шанхая, стоящих на паутине улиц и переулков, насильственно переселялись в монотонные пригородные жилые массивы. А переориентация экономики страны на экспорт вызвала тот же сорт трансформации, которая вывернула Лос-Анджелес – и города по всему миру – наизнанку. Высокотехнологичные бизнес-парки и нацеленные на экспорт производства отправились в пригородные зоны, торговые центры и моллы начали расти, точно грибы после дождя, – связь между глобализацией и субурбанизацией очевидна. А богатеющий средний класс Китая начал перемещаться в роскошь пригородных поселков, в частные дома. Некоторые пригороды называют так, что сразу становятся видны источники вдохновения для строителей: Оранж-Каунти, Парк-Спрингс и Лонг-Бич (около Пекина) или Ранчо Санта-Фе (рядом с Шанхаем), и все эти местечки оказались заполнены репликами калифорнийских пригородных домов. Стиль жизни из мечты, который предлагает американский пригород (как некогда американский небоскреб) стал могущественным символом, который распространился с помощью одной из самых мощных отраслей промышленности Лос-Анджелеса – телевизионной и киноиндустрией^[539].

Стремление к требующей большого количества пространства жизни в пригороде было очевидно повсюду. В Британии площадь застроенных территорий удвоилась за последние два десятилетия прошлого века, и это несмотря на то, что население почти не выросло. Эти годы характеризовались расползанием пригородов всех сортов. Между 1980 и 1990 годами городское население развивающихся стран выросло с 972 миллионов до 1,385 миллиарда. В 1950-м только Лондон и Нью-Йорк были мегагородами с населением более восьми миллионов каждый, и еще существовало восемьдесят три города с населением в миллион и более. К 1990-му мегагородов насчитывалось уже двадцать, а отметку в миллион преодолели 198. Однако скорость, с которой выросли многие города Азии, Африки и Южной Америки, вынудила миллионы бедных мигрантов поселиться в пригородных кварталах, жилье в которых можно назвать лачугами. Как и в более богатых мегаполисах, движение пошло вширь, а вовсе не вверх. Лагос, один из самых быстрорастущих городов, увеличился с 762 418 человек в 1960-м до более 13 миллионов к концу века. В то же самое время его площадь скакнула со 124 до 708 квадратных миль^[540].

Ни в какой другой исторический период города и урбанистическая жизнь не подвергались таким стремительным изменениям. Полицентрический, расползающийся глобальный мегагород, впервые появившийся в Лос-Анджелесе в 1950-х, позже завоевал мир. Движимый послевоенным капитализмом, пригородный метрополис до пределов раздвинул границы концепции города и нашу взаимосвязь с миром природы.

Пригород – вполне подходящий памятник триумфу современного капитализма и глобализации. Его роскошная экспансивность отражает нашу свирепую потребительскую культуру, которая обещает исполнить все наши желания и демонстрирует принцип неограниченного роста. Он трансформирует природную среду в контролируемую, искусственную. В послевоенный золотой век пригородов Лос-Анджелес и тут указал дорогу. Например, в Лейквуде из-за невероятно красивых цветов была популярна джакаранда, растение, в природе обитающее в Амазонии. Там же часто сажали вьюнок-дихондру вместо травы на лужайках, поскольку его не требовалось подстригать так часто. Упомянутые растения были среди многих других, импортированных из всех уголков света и буквально привитых в Лос-Анджелесе; они превратили пригород в целиком рукотворный ландшафт, способный существовать благодаря миллионам разбрызгивателей и галлонам пестицидов^[541].

Что может быть более красноречивым воплощением мира начала третьего тысячелетия, чем пригородный сад? Это микрокосм, отражающий то, в какой степени мы доминируем над планетой. Но реальная угроза пригородов не в том, что они изменяют наше непосредственное окружение. Отказ нашего вида от компактного города в пользу требовательного пригорода приводит к тому, что метрополисы начинают испытывать еще больший голод в электричестве, газе, бензине, воде, бетоне и дорогах. Пригород сжирает сельскую местность, нет сомнений; но он также пожирает невообразимое количество ресурсов. Современный урбанизм, опирающийся на автомобиль, вырвал жизнь из городских улиц и породил истребляющую природу экспансию. Автомобиль стал величайшим врагом всего урбанистического; ему требуется больше места, чем чему-либо еще, примерно до 50 % земли, которая используется в большинстве городов, и много больше в том же Лос-Анджелесе. Мы придали новую форму нашим городам, опираясь на потребности личной автомашины.