Читать книгу - "Самозванец - Теодор Мундт"

Ему дали переодеться. Когда пришло время садиться в карету, Плацль подошел к дверке со своим пакетом и произнес:

– Господа, позвольте положить это вам под ноги. Этот сверток мне очень дорог – я не отдам его и за сто тысяч гульденов.

– Нет, нет, – взвизгнул старик Радостин, – я требую, чтобы вы сказали, что это такое. Я не могу допустить, чтобы…

– Барон, да неужели вы думаете, что я украл что-нибудь ценное? – рассмеялся Плацль. – О, нет, я возвращаю законному владельцу его собственность.

– Что же в этом свертке?

Плацль наклонился в карету так, чтобы его слова могли расслышать только сидевшие там, и шепнул:

– Тут три австрийских знамени, отбитых «старым Фрицем» в прежние войны. Теперь их послали к войскам, чтобы поднять дух солдат. Я отпилил древки и выкрал полотнища. Когда хватятся их, то будет уже поздно.

Плацль захлопнул дверцу кареты, вскочил на козлы рядом с кучером, и экипаж быстро понесся по направлению к австрийскому лагерю.

XIV. Старая лиса

Читатель уже знает, как нескольким негодяям удалось обмануть князя Кауница, что едва не стоило жизни рядовому Лахнеру. Но да не подумает кто-нибудь, что старого канцлера было так легко провести; нет, просто западня, подстроенная Лахнеру была слишком примитивна, слишком проста, и это-то и ввело в заблуждение Кауница. Под влиянием скорби о кончине любимого пса Гектора, под влиянием обозленности на предполагаемого виновника этой смерти канцлер даже не подумал, как легко было бы проверить сделанный ему донос; виновность Лахнера казалась ему несомненной, и на голову гренадера обрушилась суровая кара.

Но, повторяем, этот случай надо рассматривать как исключение, поскольку Кауница ввести в заблуждение было совсем не просто.

Как старая, опытная лиса, канцлер сразу почувствовал, что в настроении императрицы-матери что-то неладно, а затем несколько вопросов, предложенных ею, несколько реплик, данных Марией-Терезией в ответ на представления канцлера, внушили ему беспокойство за судьбу баварского вопроса. Ведь Кауниц всецело был согласен с позицией императора, и его тревожило, как бы императрица в отсутствие сына не перешла к его политическим противникам.

Он очень скоро разнюхал, в чем дело, и разузнал, что императрица собирается послать, если уже не послала, какого-то тайного гонца к прусскому королю. Поэтому, узнав об этом, Кауниц сейчас же выехал в армию.

Увы! Кауниц опоздал, и дело было уже сделано. Канцлер узнал от императора о преследовании мнимого шпиона, о том, кем оказался этот шпион и какого рода предложения везла Фридриху Великому княгиня фон Кребниц.

– Да, дело скверное, ваше величество, – задумчиво сказал Кауниц. – Конечно, о поражении наших планов еще рано говорить, ведь можно тянуть переговоры до бесконечности, а если «старый Фриц» потеряет терпение и нападет на нас, то никто не может запретить нам отразить оружием нападение. Итак мы проявляем поразительное смирение: враг занял нашу провинцию, а мы даже не выбиваем его оттуда.

– Ну, а Россия? А ее угроза вмешаться в войну, если мы не покончим миром?

– Это очень неприятная угроза, и я не ожидал такой реакции от кабинета Екатерины II. Но и Россия только в том случае может вмешаться в наши счеты с Пруссией, если будет считать себя в полной безопасности. А ведь нам стоит только секретно приказать нашему послу при константинопольском дворе вручить Великому визирю некоторую сумму денег и драгоценный подарок…

– И что тогда?

– Тогда Турция может стянуть войска к русской границе: ведь у них свои давние счеты тоже не закончены. И тогда, поверьте, ваше величество, России будет не до баварского вопроса.

– Но этого так скоро не сделаешь.

– Да уж придется потерпеть, ваше величество.

– Но это до боли обидно! Ведь мы гораздо сильнее Пруссии, ведь, дойди дело до вооруженного столкновения, мы неминуемо разгромим пруссаков! Ах, мать, мать!

– Да, ваше величество, тут уж ничего не поделаешь. Женщина, даже если она олицетворяет собою такую мудрую, такую вдохновенную правительницу, как ваша державная матушка, все-таки остается женщиной. Дамы слишком мягкосердечны, слишком щепетильны: сейчас у них начинаются сомнения в правоте, в закономерности, ну, и… результаты налицо!

– Так что же мы решим, князь?

– Пока ничего нельзя решать, ваше величество. Собственно говоря, те предложения, которые делает ее величество прусскому королю, для нас не слишком постыдны и разорительны. Однако «Фриц»-то, пожалуй, найдет их неприемлемыми для себя. Вот тут-то я и боюсь, как бы Австрия не пошла на позорные уступки. Во всяком случае, я буду настороже. Без меня окончательно ничего не решат, если же я замечу, что рассчитывают обойтись без вашего величества, то немедленно пришлю гонца с извещением. А теперь разрешите осведомиться у вашего величества, как ваше здоровье?

– Спасибо, князь, я чувствую себя очень хорошо здесь. Если политика ее величества и угнетает меня; армия так радует, что все те нервные срывы, которые докучали мне в Вене, совершенно оставили меня. Вы только подумайте, что за молодцы мои солдаты! Ну, где, в какой армии, найдешь простых солдат, отличающихся такой интеллигентностью, сознанием долга, отвагой, ловкостью, как те герои, которые не побоялись отправиться на вражеские позиции, чтобы изловить там шпиона.

– Да, ваше величество, это, что и говорить, – истинные молодцы! Они слишком хороши, чтобы оставаться просто солдатами. Впрочем, наверное, ваше величество уже наградил их с обычной щедростью?

– Нет, пока еще нет. Я жду, когда выздоровеет и вернется в лагерь основной руководитель этой смело спланированной и отлично выполненной операции. Он был ранен… А кстати, князь, знаете ли, кто этот руководитель? Тот самый Лахнер, который только чудом избежал виселицы и которого вы так печально арестовали!

– Лахнер? Я положительно теряюсь, ваше величество. Ведь у меня были такие неопровержимые доказательства его бесчестности…

– Да? Поговорите-ка с Левенвальдом. Тот его тоже терпеть не мог, а теперь первый за него хлопочет.

– С Левенвальдом мне непременно надо поговорить, потому что, если я ошибся в Лахнере, если его оклеветали, то государство – большой должник перед этим отважным гренадером. Я еще раз расследую все обстоятельства дела, а потом подробно доложу вашему величеству и буду почтительно просить о примерном награждении молодого человека.

От императора Кауниц отправился к Левенвальду и попросил рассказать все, что генерал знал о роли гренадера Лахнера в последней авантюре.

Левенвальд изложил вкратце известную читателям историю и прибавил:

– Вот, князь, что говорят факты. Если верить им, то Лахнер – не преступник, а герой; это человек с таким высоким чувством чести, с таким сознанием долга, что лишь по ошибке судьбы родился не дворянином, и эту ошибку надо исправить. Но если мы вернемся к другим фактам, то ведь они говорят совсем обратное. Как же мог такой порядочный человек явиться в высшее общество под чужой личиной, как смел лезть ко мне целоваться, запросто приехать обедать…