Читать книгу - "Иван Ефремов - Николай Смирнов"

Поток, такой мощный и цельный на крутом склоне, в спокойном течении низины разбивается на несколько рукавов. Многолика, богата событиями жизнь Ефремова. Он ещё на временной инвалидности, официально на службу не ходит, но не оставляет мыслей о палеонтологии.

Главная цель зимы 1957 года — добиться ассигнований на раскопки пермской фауны у города Очёр. Не было сомнений, что экспедиция закончится выдающимися научными результатами. Деньги, спустя пять лет после первой заявки, наконец выдали. Пётр Константинович Чудинов, ученик Ефремова, приступил к организации раскопок. Ефремов обсуждает с ним детали, советует обращать внимание не только на кости, но и брать пробы пород, отслеживать залегание остатков, наносить на карту все находки — их положение относительно друг друга, глубину залегания. Кроме того, готовит собственные выступления, рецензирует диссертации и статьи.

Важной вехой стал доклад «О биологических основах палеозоологии». Ефремов редко выступал публично, но этот доклад прочёл дважды — в 1957 году в Москве и в 1958 году в Пекине, затем подготовил для публикации.^[216] В работе указывается на исключительную, почти невероятную сложность животных организмов — этих точных и эффективных «биологических машин». Ефремов напоминает, что биологи сумели обнаружить удивительные адаптации в животном мире: ультразвуковую и электромагнитную локацию рыб, использование поляризованного света для «навигации» птиц и насекомых, сложнейшую гравитационную ориентировку, казалось бы, примитивных мечехвостов.

Каждый организм представляет собой отлаженную энергетическую систему, приспособленную к определённым условиям. Сложнейшие адаптации должны были возникать и в отдалённом прошлом. Но как их обнаружить? Можно ли познать биологию вымерших форм?

Для этого бесполезны геологические факторы. Порода, в которой сохранились остатки, не даёт ответа на вопросы взаимоотношения животного и среды обитания. Сами остатки слишком фрагментарны, чтобы только по ним судить о сложнейшем устройстве живого организма. Поможет биология. Находя аналогии между современными и ископаемыми животными, палеонтолог реконструирует не только образ жизни, но и среду обитания животного. Ефремов пишет: «В природе нет маловажного. Почти каждая особенность строения современных животных, которая будет расшифрована морфологическими и функционально-физиологическими исследованиями, означает для палеозоолога возможность проникновения в прошлое точными методами современной биологии».

В 1957 году в Москву после двадцатилетнего перерыва приехал Фредерик Хюне, с которым Ефремов ещё с довоенных времён переписывался на немецком языке. Палеонтологический музей для восьмидесятилетнего профессора — главная ценность. Именно Хюне во время фашистских авианалётов на Москву обратился к Гитлеру с просьбой не бомбить Палеонтологический музей. Патриарху науки хотелось самому прикоснуться к недавно добытым костям, и Ефремов предложил для обработки остатки ящеров-псевдозухий из Южного Приуралья.

Сотрудникам института непременно хотелось пообщаться с легендой мировой палеонтологии. Собирались после работы, за чаем, в Круглом зале музея. Высокий, худой, сутулый, с усами и клиновидной бородкой, Хюне казался молодым учёным «живым воплощением Дон Кихота».^[217] Трудно было понять, как любовь к палеонтологии совмещалась у него с глубокой религиозностью. И эволюцию, и причину разнообразия органического мира он объяснял волей Творца. Общение с коллегами из-за рубежа давало новый импульс молодым палеонтологам.