Читать книгу - "Дорогами войны. 1941-1945 - Анатолий Белинский"

Никто тогда не знал, что, для того чтобы показать народу и дипломатическому корпусу воздушную мощь нашей армии, подкрепить каждодневные утверждения о неисчислимости наших ресурсов, пришлось пойти на хитрость. Были собраны способные подниматься в воздух самолеты всех старых конструкций из Приволжского, Уральского, Сибирского, Среднеазиатского военных округов. Эта мобилизация всей военной техники позволила тогда набрать всего несколько сот самолетов. Авиационным штабам пришлось основательно поработать, чтобы спланировать прохождение самолетов разных марок, с разными скоростями. Все это стало известно только через двадцать пять лет после войны из рассказа маршала авиации Вершинина, опубликованного в газете «Неделя». В его статье ничего не сообщается, что при воздушном параде над городом была устроена карусель, как в случае с мотопехотой на площади. Но я до сих пор не исключаю такой возможности, потому что воздушный парад продолжался, по нашим понятиям, довольно долго. Мы уже гуляли по улицам, а над городом самолеты шли и шли волнами: истребители, легкие бомбардировщики, средние, тяжелые в два, три яруса. Обсуждая с товарищами этот заключительный аккорд военного парада, мы укрепились в мысли, что война действительно только еще начинается.

В боях за Тихвин

Старинный русский город Тихвин к исходу грозного 1941 года оказался важным перекрестком войны. Здесь развертывалось сражение, значение которого далеко выходило за рамки данного района. Как писал маршал С.М. Штеменко, оно сыграло заметную роль в жизни и борьбе осажденного Ленинграда, оказало влияние на состав и группировку сил противника в решающей битве за Москву.

В тот момент мы, молодые командиры, над стратегическими ситуациями не задумывались, но интуитивно чувствовали, что свежую сибирскую дивизию двинули на важный участок советско-германского фронта. Так оно и оказалось.

Гитлеровское командование, возобновив в сентябре 1941 года наступление на всех трех стратегических направлениях для захвата Кавказа, Москвы и Ленинграда, планировало сначала сломить оборону Ленинграда, высвободить здесь свои войска, чтобы затем ударить всеми силами на Москву, обойдя ее с северо-востока. Потерпев провал в своих попытках сломить сопротивление защитников Ленинграда прямым ударом, вражеское командование стало принимать энергичные меры для выполнения своего намерения путем создания мощного кольца добиться глубокой и полной блокады Ленинграда.

Поскольку в руках защитников города Ленинграда оставалась южная часть Ладожского озера и по нему налаживалась связь со страной, немецкое командование разработало новый план наступления к реке Свирь, на соединение с финской армией. По этому плану главное направление нового удара через Будогощь и Тихвин стало с октября 1941 года предметом внимания немецкого командования.

Советское командование прилагало огромные усилия для деблокирования Ленинграда и удержания южной части Ладожского озера, но эти попытки не увенчались успехом. Наши войска были обескровлены, и 8 ноября 1941 года немецкие войска захватили Тихвин, перерезав последнюю дорогу, по которой к Ладожскому озеру подвозились грузы для осажденного Ленинграда. Требовались решительные действия по ликвидации противника в районе Тихвина и Волхова, чтобы перебрасывать грузы для осажденного Ленинграда до Ладожского озера и затем далее в Ленинград.

Вот почему, хотя положение под Москвой было тяжелым, в ноябре-декабре 1941 года на Тихвинское направление было дополнительно направлено из стратегических резервов и с других участков фронта девять стрелковых и одна танковая дивизия, стрелковый полк, танковая бригада, специальные части и подразделения.

9 ноября 1941 года командующим 4-й армией был назначен опытный военачальник генерал армии К.А. Мерецков, а 17 декабря был образован Волховский фронт.

Наша 65-я стрелковая дивизия влилась в состав оперативной группы 4-й армии. 127-й легкоартиллерийский полк, в котором я был командиром огневого взвода, после выгрузки начал продвижение в сторону Тихвина только на рассвете, когда возвратилась полковая разведка. Колонна вскоре втянулась в лес, где дорога пошла по выемке, подобно узкому коридору, рассекавшему невысокую возвышенность, покрытую могучими соснами и елями с тяжелыми замысловатыми шапками снега на ветвях.

Мы шли за орудиями, которые легко катили шестерки попарно запряженных лошадей, делились между собой первыми впечатлениями о невиданной красоте северного леса зимой.

Наши восторги прервал, неожиданно вынырнув с правой стороны леса, легкий немецкий самолет-разведчик. Он на небольшой высоте пересек дорогу и заложил глубокий вираж, увидев колонну.

– Воздух! Воздух! – одновременно разнеслось по всей колонне. – В укрытие!

Ездовые ударили лошадей и рванулись на рысях вперед, стремясь рассредоточиться и найти место, где можно было бы выбраться из узкого дефиле, чтобы укрыться в лесу. Рассыпались по сторонам и боевые расчеты, однако некоторые еще не спешили, понимая, что летчик только еще рассматривает движущиеся к линии фронта наши войска. Я внимательно наблюдал за самолетом, удивленный, что встреча с немецкой авиацией произошла так быстро.

Сделав два круга над хвостом колонны, самолет перевалился на другое крыло и стал делать виражи над головой колонны. Было нетрудно догадаться, что летчик считает орудия и собирает обстоятельные данные. Затем самолет полетел в сторону станции взглянуть, что делается там, сделал над ней несколько кругов, вышел на ось дороги, направляясь опять в нашу сторону.

«Лег на боевой курс», – пронеслось у меня в голове.

– В укрытие! За мной! – крикнул я оставшимся на дороге, взбираясь по откосу к лесу. Оглянувшись, увидел, что несколько солдат остались стоять на дороге, и моментально скатился к ним. Один из них, держа в руках вожжи, невозмутимо убеждал своих товарищей:

– Чего бежать-то? Нешто вы не видели: крест у него? Это санитарный самолет пролетел!

Я остолбенел от солдатской наивности, потом взорвался.

– Сейчас бомбить будет! Покажет вам санитарную обработку. В укрытие! Самолет чуть-чуть поводил носом, еще точнее выправляя курс по оси дороги. Товарищи «грамотея» поняли, что им грозит, и бросились за мной, а оставшийся на дороге с удивлением замотал головой, не понимая источника опасности.

Отбежав на десяток метров в лес, я плюхнулся под большую сосну головой к дороге, спрятал ее за ствол дерева. Но было так охота посмотреть на первую атаку самолета, на солдата, на действия зенитчиков, которые уже расчехлили на своей машине счетверенные пулеметы, приготавливаясь к открытию огня, что я тут же выглянул из-за дерева, наблюдая за их действиями. «Наверняка собьют самолет на такой небольшой высоте, – думал я. – Сейчас прямо в лоб ударят. Деться ему некуда».

Я уже прикидывал, куда он рухнет. Зенитчики суетливо задергались. «Дубины! Чему только их учили? – зло прокомментировал я их действия. – Ну, скорее же, скорее! Такой случай! В перекрестье прицела его! Опоздаете!» Пулеметная очередь только началась и тут же оборвалась: заело ленты. От самолета отделились две небольшие бомбочки, и я спрятал голову за дерево. Взрывы раздались чуть впереди на дороге, метрах в сорока от меня. Самолет улетел в сторону Тихвина. Я тут же выскочил на дорогу. Потери оказались невелики. Бомбы упали в кювет, повредили одну повозку, убили одну лошадь, легко ранили оставшегося на дороге солдата.