Читать книгу - "Владимир Ленин. На грани возможного - Владлен Логинов"

Лукавство подобного остроумия состояло в том, что в одну кучу валилось все, что относилось к сфере государственного управления. Между тем в ней сосуществовали совершенно различные функции. Были функции действительно сложные, требовавшие сугубо специальных знаний и опыта. Но гигантская часть государственной машины и основная масса чиновников – как раз те, кто ближе всего соприкасался с гражданами, – занимались теми простейшими функциями управления, которые вполне можно было передать самому обществу.

«Капиталистическая культура, – пишет Ленин, – создала крупное производство, фабрики, железные дороги, почту, телефоны и прочее, а на этой базе громадное большинство функций старой “государственной власти” так упростилось и может быть сведено к таким простейшим операциям регистрации, записи, проверки, что эти функции станут вполне доступны всем грамотным людям, что… можно (и должно) отнять у этих функций всякую тень чего-либо привилегированного, “начальственного”». Утратив «политический» характер, данные общественные функции стали бы сугубо административными. И это был бы уже «небюрократический аппарат» власти[858].

На Сестрорецком заводе и в поселке чиновников было множество. С тем же значительным видом, что и у их министерских коллег, они что-то записывали, регистрировали, распределяли, а главное – указывали и распоряжались. И выходило у них все ужасно бестолково, как говорится, без души. Всегда они опаздывали, что– то путали и любое простое дело – подписать бумагу, поставить печать – превращалось для людей, которые были для них лишь «просителями», в тягомотное «казенное дело».

Так неужели нельзя по-другому?

Владимир Ильич внимательно присматривался к той же Надежде Кондратьевне Емельяновой, вывозившей на своих плечах весь дом и обширное семейство. Для любого барина она была просто «кухаркой». А Ленин поражался ее практической сметке, умению вести столь сложное хозяйство при достаточно скудных средствах.

Так неужели такие «кухарки», как она, облеченные доверием населения, не смогут у себя в квартале или поселке составить списки солдатских вдов на пособие, кормящих матерей – на молоко, справедливо распределить привезенную в лавку муку, добиться того, чтобы вовремя вывозили нечистоты, а мусор убирали не только у себя во дворе, но и на улице?

Смогут, считал Ленин. Смогут, если их – «доселе политически спавших, прозябавших в мучениях нужды и в отчаянии, потерявших веру в то, что и они люди, что и они имеют право на жизнь» – привлекут к работе их поселкового совета, и они на практике убедятся, что это их власть, что и их «с полным доверием зовут к непосредственному, ближайшему повседневному участию в деле управления государством»[859].

Отвечая своим оппонентам на их доводы о «некомпетентности» масс, о необходимости сначала научить народ демократизму, Ленин писал: «Мы знаем, что кадеты тоже согласны учить народ демократизму. Кадетские дамы согласны читать, по лучшим английским и французским источникам, лекции для прислуги о женском равноправии… И благодарный народ будет обучаться таким образом наглядно тому, каково республиканское равенство, свобода и братство… Да, мы согласны, что кадеты… по-своему, преданы демократизму и пропагандируют его в народе. Но что же делать, если у нас несколько иное представление о демократизме?»[860]

Нельзя лезть в воду, не умея плавать – дальше этой «премудрости вяленой воблы» либералы не шли. Их вполне устраивал парламент, на худой конец – Государственная дума, где с 1906 года они упивались законотворчеством «об устройстве оранжереи и прачечной при Юрьевском университете». При всех вариантах, писал Ленин, «им нужна республика “парламентарная”, то есть чтобы демократизм ограничился демократическими выборами…» Чтобы раз в несколько лет электорат голосовал за старое или новое начальство, а в реальной жизни народа мало что менялось.

«Иное представление о демократизме», о котором упомянул Владимир Ильич, состояло в твердом убеждении, что нельзя научиться плавать, не залезая в воду. «…Необходимо не только представительство по типу демократии, но и постройка всего управления государством снизу, самими массами, их действенное участие в каждом шаге жизни, их активная роль в управлении… Вот единственный путь… дающий возможность идти планомерно, твердо и решительно к социализму, не “вводя” его сверху, а поднимая громадные массы пролетариев и полупролетариев к искусству государственного управления, к распоряжению всей государственной властью»[861].

Итак, речь шла о возможности привлечения массы трудящихся к решению их насущных проблем, «их действенном участии в каждом шаге жизни», а совсем не о том, что с победой революции управлять государством сразу же станут «кухарки».

Вопрос о «кухарке» был поднят нашими «лениноедами» поистине на государственный уровень. В остроумии по этому поводу не упражнялся разве что самый ленивый. Остряки не желали портить свои природные дарования – чтением книг. А зря…

«Мы не утописты, – написано у Ленина. – Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас же вступить в управление государством. В этом мы согласны и с кадетами… Но мы отличаемся от этих граждан тем, что требуем немедленного разрыва с тем предрассудком, будто управлять государством, нести будничную, ежедневную работу управления в состоянии только богатые или из богатых семей взятые чиновники. Мы требуем, чтобы обучение делу государственного управления велось сознательными рабочими и солдатами и чтобы начато было оно немедленно, т. е. к обучению этому немедленно начали привлекать всех трудящихся, всю бедноту»[862].

Конечно, решение простых, знакомых проблем повседневной жизни квартала, поселка, городка можно сразу передать рабочим организациям. И если та же Надежда Кондратьевна и ее товарки не знают, что есть бумаги «входящие» и «исходящие», не ведают общепринятых форм учета и отчетности, то пусть их научат этому. Кто? Те же опытные чиновники…

И когда Ленин пишет о сломе старого государственного аппарата, о перераспределении управленческих функций между государством и обществом, между центром и регионами, он имеет в виду разрушение прежней бюрократической системы власти, а не ликвидацию чиновничества вообще. «Об уничтожении чиновничества сразу, повсюду, до конца, – подчеркивает Владимир Ильич, – не может быть речи. Это – утопия…»

Новая власть «от имени общества» будет нанимать необходимых ей «государственных» служащих. И в первую очередь речь пойдет об управленческом «научно-образованном персонале». Новому государству будут необходимы «в большем и большем, против прежнего, числе инженеры, агрономы, техники, научно-образованные специалисты всякого рода… Мы всем таким работникам дадим посильный и привычный им труд… оставляя на время перехода более высокую плату… А организационную форму работы мы не выдумываем, а берем готовой у капитализма… Нам придется лишь заимствовать наилучшие образцы из опыта передовых стран»[863].