Читать книгу - "Сказание о Старом Урале - Павел Северный"

– Милости прошу как-нибудь осчастливить и меня своим посещением. Дозвольте осмелиться и задать откровенный вопрос: по какой причине, ваше превосходительство, до сей поры не изволили лично мои заводы осмотреть?

– Столь же откровенно отвечу. Во-первых, не хотел себе огорчение причинять, видя у вас то, чего не могу добиться у себя на казенных горных заводах. Впрочем, смею заверить: порядки на ваших заводах мне ведомы. Во-вторых, не люблю по указке ходить: дескать, сие разрешается осмотреть, а сие – упаси бог!

Демидов простодушно всплеснул руками.

– Да не правда все это! Приезжайте, смотрите все, что душе вашей угодно. Какие же у меня от государственного глаза могут быть секреты?

Татищев оценил это простодушие по достоинству. Желая покамест избрать другую тему, он остановил свой взгляд на столичном кафтане и камзоле гостя.

– Как столица здравствует?

– Грешно живет. Доносами да сплетнями.

– На то и столица. Где блеск, там и треск.

– Истинно так. Недаром говорится, что Питер – бока повытер.

– Стало быть, шумливая и беспечная жизнь столицы вам не по душе? К лесной тишине привыкли?

– Не то. Шумливость веселия я люблю. Но в столице нынче во всех какая-то злобливость подлая, волчья. Если позволите, на свой лад выскажусь. Нету у людей веры в завтрашний день, оттого они друг на друга и озлились через меру.

Татищев удивленно поднял брови.

– Вот вы как думаете, оказывается? Что ж, пожалуй, правильно думаете!

– Сами помните, как при Петре Алексеевиче было. Тоже кое-кто за свою участь побаивался, но всякий знал: царь есть над всеми. Царь, что не сочтет за труд дело пересмотреть, не погнушается оклеветанного оправдать. На батюшку моего покойного, бывало, кулаком стучал, даже, случалось, бивал самолично, но за горло не брал. Теперь не то. С ласковой улыбочкой возьмут, петельку на шею накинут и задушат. Добро, сотворенное для государя, не хотят помнить. Иные тогда были повадки, да и люди иные в Петербурге распоряжались.

– Насколько я вас понимаю, господин Демидов, вы не коронованных венценосцев упрекаете, а их дурных и корыстных приспешников?

Демидов спохватился, хотел что-то опровергнуть, но Татищев перебил его:

– Бывали и тогда, и у Петра Великого, приближенные иноземцы, военные и статские. Но то люди были по его выбору, головы, вроде Лефорта... А сейчас? Столица живет под пятой Бирона, как рыба, вытащенная из воды. Задыхается в подлости.

– Истинно так! Страшные времена. Государыня слишком долго жила среди немцев, привыкла им доверять больше, чем нам, русским.

– Это все оттого, что вельможи русские достоинство свое утеряли... Немцы... Знаете ли вы их? Ведь вы на своих заводах без них обходитесь? К вам пекарей вместо рудознатцев из столицы не присылают? Вы, господин Демидов, без них до всего русским умом сами доходите. Я также хотел бы поступать, но вы видите: вокруг меня сплошное «глю-кауф»! Шлют и шлют мне их, этих спасителей отечества! С тяжелой руки царя Петра позвали мы немцев учить нас, а сейчас учителя на место хозяев вздумали садиться. Но верю, что и эта напасть пройдет. Как все проходило. Сколупнет народ и эту коросту с тела...

Не знаю, зачем ко мне пожаловали, но визиту вашему рад. Хотелось бы после этой нашей встречи позабыть прежнее недоверие. Помните небось, что началось между нами пятнадцать лет тому назад? На одной тропе два упрямца столкнулись.

– Только по горячности характера ссору с вами, Василий Никитич, тогда затеял.

– Что было, то быльем поросло. Теперь нужно бы с двух концов за одно дело браться. Потрудиться ради благоденствия уральского края. Демидовым-заводчикам надо в ногу со мной, командиром горным, шагать. Пусть рачительность хозяина в одной упряжи с государственной законностью край наш к процветанию приведут.

Ну, подумайте сами, нужны ли нам сейчас прежние глухие дороги? Чего еще могут достичь Демидовы на Урале? Слава их в зените. Именно в вас, Акинфий Никитич, перешла вся сила от корней демидовского рода. Батюшка ваш только выпросил край у царя Петра, а вы этот край растормошили. Беззаконно поступали, совсем не думая, что кладете начало величественной жизни Урала для отечества... Могуча ваша слава, но начатая беззакониями, разве не померкнет она, как только вас не станет? Хватит ли у преемников ваших ловкости и разума, идя прежней демидовской дорогой, сохранить и преумножить добытое вами? Вы коршуном летали над краем, охотились, не зная промаха. Сумеет ли и захочет ли хищничать тот, кто придет на ваше место? В вас есть то, господин Демидов, чего не хватало даже вашему батюшке. И не пора ли вам переходить на тропу законности, чтобы надежно обеспечить судьбу ваших наследников, пусть даже ценою уменьшения доходов и прибылей.

История дает нам многие неоспоримые примеры, что в отечестве нашем, к горести его, потомки вырастают мельче предков. На Каменном поясе есть тому яркое доказательство – Строгановы.

Татищев опять походил по кабинету. В открытые окна слышались тяжелые вздохи обжимных молотов на заводе.

– Слышите, господин Демидов? Сердце казенного Урала.

– Сочтите, ваше превосходительство, эту встречу за первую жердь моста нашей дружбы.

– Господин Демидов, только бы не пришлось вам пожалеть об этих словах, если не сможет сразу исполниться то желание, что заставило вас пожаловать ко мне? Гадать о чужих помыслах не стану, но на сей раз предчувствую причину и цель вашего приезда. Хочу убедиться в том, что не обманулся в предвидении.

– Приехал по делу Железной горы на Кушве.

– Ну, разумеется! Так и предчувствовал. Рад, что не ошибся. Вчера нарек кушвинскую гору Благодатью. Название дал в честь государыни-императрицы, ибо слово «Анна» на языке Библии означает «благодать».

– Ваше превосходительство, доверьте сие рудное богатство крепким рукам Демидовых.

Татищев размашисто перекрестился.

– Да побойтесь хоть бога, господин Демидов! Гора Благодать – чудо моей жизни, величайший подарок за все, что довелось пережить здесь. В горе Благодати вижу залог будущего процветания казенных заводов.

– Но прошу вас, ваше превосходительство, не забывать, что к ней сразу потянутся длинные руки с темными, худыми замыслами. Издалека потянутся!

– Только бы не демидовские. Другие не страшны: отдавлю! Только Демидовых побаиваюсь. Если бы не вы, крепость Катерининск не пришлось бы заместо меня Геннину строить.

– В наше время, Василий Никитич, водятся руки и подлиннее и пострашнее демидовских. Руки-то притом вовсе чужие.

– Знаю, но буду бороться.

– Неужли с герцогом Бироном бороться возьметесь?

– Попробую. Слыхали уральский сказ? Он мудростью народа рожден. Сказ про то, будто на старости лет волки клыками и в железо впиваются, да так, что перегрызают.

Вы, господин Демидов, как думается мне, честнее, чем ваш отец. Просить – просите, а ларца с серебром на стол не ставите.