Читать книгу - "Зеркало и свет - Хилари Мантел"

Он поднимает бровь:

– Путь? Вы куда-то собрались?

Правдивый Том задыхается. Удар в живот был силен.

– Допустим, «путь» здесь ради рифмы.

– Король меня выпустит. – Том с трудом берет себя в руки. – Учитывая, как идут дела на севере, ему нужны воины.

– Которым он может доверять.

– Йоркширцы обратят вас в бегство. Их аббаты проклянут вас.

– Их проклятия на меня не действуют – я их ни во что не ставлю. Могут проклинать, пока не воспламенятся.

Правдивый Том говорит:

– Мой брат Норфолк замолвит за меня словечко перед королем.

– Уверяю, герцог про вас и думать забыл. Он занят с мятежниками. Не сражается – договаривается.

– Он? Договаривается? – Правдивый Том обескуражен.

– Мятежники превосходят нас числом. У него не было выбора.

– Он не станет держать слово, данное простолюдинам, – говорит Том. – Он им ничем не обязан. И король не будет считать себя обязанным вам, Кромвель. Чем сильнее вы свяжете его своими деяниями, тем сильнее он станет вас презирать. Мне вас жалко – впереди у вас пустота. Король будет ненавидеть вас за ваши успехи не меньше, чем за ваши неудачи.

Да, по всему, Правдивый Том много размышлял, сидя в заточении.

Он говорит:

– Я стараюсь, чтобы мои успехи были успехами короля, а неудачи – моими собственными.

– Но вы не обойдетесь без Говардов, – продолжает Правдивый Том. – Нужна благородная кровь. И мой брат Норфолк предпочел бы сражаться с равными…

Он перебивает:

– Когда вас убивают, вам не до церемоний. Ваш брат это понимает. А вас задушат ваши собственные плохие стихи. Мне не придется даже пальцем пошевельнуть. Некоторым узникам я запрещаю давать писчую бумагу. Могу запретить вам. Ради вашей же пользы.

Он встает. Авери отступает, давая ему дорогу. У двери на него выпрыгивает призрак: Джордж Болейн обнимает его, утыкается головой в плечо, слезы пропитывают ткань, оставляя соленые дорожки, которые ощущаешь на груди, пока не поменяешь рубаху.

К первой неделе декабря всякая жалость к мятежникам, жалость к их невежеству, которую он сохранял, улетучивается. Их заявления на мирных переговорах – сплошной поток тошнотворных оскорблений и угроз. Пришлось убрать с переговоров Ричарда Кромвеля, потому что мятежники не желают сидеть с ним за одним столом. Всех Кромвелей следует извести под корень. У парламента нет права распускать монастыри, и потом, что это за парламент? Королевские прихвостни и подлипалы.

И они еще хотят, чтобы их простили! Разумеется, мятежников простят – их слишком много. И даже не посмотрят, что они не щадят самого короля, напоминая ему, что правитель, не приверженный добродетели, должен быть смещен, – а какой добродетели вы ждете от того, кто привечает Кромвеля? Мятежники напоминают о судьбе Эдуарда Второго и Ричарда Второго – королей, убитых своими подданными за излишнюю любовь к фаворитам – бесчестным властолюбцам, лишенным моральных устоев. Сравнить лорда Кромвеля с Пирсом Гавестоном… когда этот издевательский пассаж зачитывают вслух, некоторые советники прикусывают губы и отводят глаза. Ибо неразумно смеяться, когда у короля от гнева белеет лицо.

Ричард Рич шепнул ему, что именно по этой причине королю стоит предстать перед своими подданными на севере. Они сразу поймут, что он не из тех, кто спит с мальчиками. А даже будь он таким, то не выбрал бы для этих целей лорда – хранителя печати.

Он говорит, Гавестона ненавидели не за его противоестественные наклонности, а потому, что король сделал его, простолюдина, графом. А еще богачом, нарядил в шелка. Впрочем, королевский фаворит даже не был англичанином, что немаловажно для этих невежд.

Не стоит смеяться над Рикардо Ричем. По крайней мере, в лицо. Он достойно держался перед той ненавистью, что обрушилась на него в последние недели. Он понимает, что есть грехи, которые правители могут, а возможно, и должны совершать. Заповеди, написанные для подданных, не для них. Государь должен лгать ради блага государства. Мы это понимаем и без перевода с итальянского.

Мятежники называют его, лорда Кромвеля, лоллардом. Старое слово, хотя во времена его детства женщин и мужчин за такое сжигали. Он слышит в воздухе женский голос, словно ветерок из прошлого: «Это те, кто говорит, что Господь на алтаре – просто кусок хлеба».

Он мал, его желудок пуст, он далеко от дома. Она по-матерински сжимает его руку, пока они пробираются сквозь толпу: «Держись со мной рядом, миленький». Женщина стучит по черной стене из спин, и она расступается перед ней. «Сестра, осторожнее, а то ненароком задавят мальчонку».

«Пропустите нас, – говорит она, – он пришел издалека. Покажем ему, как подыхает богомерзкая тварь, враг Господень, чтобы вспоминал, когда вырастет».

Некоторые детские воспоминания его забавляют. Джон на кухне, даже Уолтер в кузне, вечно в дыму. Но когда из глубин памяти всплывает это воспоминание – самое страшное из всех, – он прихлопывает его, словно крота лопатой.

Наслаждаясь моментом, король заявляет своим советникам:

– Я намерен пригласить нашего главного Паломника провести со мной Рождество.

Аска? Раздаются возгласы удивления – поддельные, ибо лорд Кромвель успел подготовить советников. Сказать по правде, это его замысел.

– Аск пользуется наибольшим доверием мятежников, – рассуждает король. – Я испытаю его сердце и желудок. И он увидит, что я монарх одновременно щедрый и справедливый.

Единственная опасность – но о ней мы не распространяемся, – что Аск увидит также, что Генрих уже не тот могучий воин, каким был десять лет назад, и отнесет эту весть в Йоркшир. Король хочет, чтобы его помнили как Генриха Зерцало Справедливости, но, возможно, ему суждено остаться в веках Генрихом Хромоногим.

И все же игра стоит свеч, и мы ничего не теряем от встречи с предводителем Паломников. Во времена наших отцов мятежника Джека Кэда помиловали и дали ему погулять на воле, прежде чем четвертовать и отправить по частям в родное графство. Король будет нянчиться с Аском как с малым дитем. Солидные подарки, солидные обещания: золотая цепь и пунцовый дублет. Король внушит ему благоговейный страх – уж это он умеет. То, как вы держитесь рядом с королем, скажет нам, чего вы стоите, выставит напоказ все ваши слабости и ваше тщеславие. Вы думаете, вас ничем не смутить, вы заранее отрепетировали вашу речь, но появляется король, и вас охватывает священный трепет, и вы не в состоянии вымолвить ни слова.