Читать книгу - "Сын весталки - Ольга Александровна Шульчева-Джарман"

class="p1">— Отпустите меня! — не сдавался он.

— Тише, — сказала Леэна. — Ты можешь идти сам, но пусть они тебе помогут.

Каллист достал монету.

— Убери, — сурово сказала Леэна. — Вам постелили наверху, в одной комнате. Присмотришь за Кесарием.

…

— «Присмотришь за Кесарием, Феоктист!» — передразнил он вполголоса, когда они остались одни. — Вот попали к Медузе в плен… Ложись на эту кровать — подальше от окна. Тебе холодно?

— Нет, я согрелся… Что такое она дала мне выпить?

— Вино неразбавленное… варварство какое.

— Надо же… Помогает, оказывается.

— Ты знаешь эту Леэну, дочь Леонида?

— Нет. Я думал, она твоя знакомая.

— О благие боги! Нет, не моя. Вот тебе новый хитон.

— Откуда? Зачем ты деньги менял?

— Я не менял. Принес раб, вместе с ужином и водой для умывания. Снимай свой — он рваный донельзя.

Кесарий снял хитон и с сожалением осмотрел его.

— Давай сюда — сохраню. Его ведь рука божественного императора разорвала — будем потом, как мужи-чудотворцы, им чудеса исцелений творить… Инструментов все равно нет.

— Осторожней ты, про императора, — заметил Кесарий, умываясь. На его груди темнели глубокие ссадины.

— Что это?

— Следы от ногтей божественного Августа. Царапается, как дикая парфянка.

— Тихо ты! Это он когда одежду на тебе стал рвать?

Кесарий кивнул.

— Он ногти не стрижет. Киник.

Кесарий растянулся на ложе.

— Какой долгий был день, правда? — спросил Каллист, задувая свечу. Кесарий промолчал.

— Как я глупо себя чувствую, — вдруг сказал он. — После всего этого. Все не так надо было. Смешно.

— Лучше спи! — посоветовал Каллист. — Завтра на рассвете поднимут.

+++

…

— Григорий! Григорий, скажи! Григорий! — кричал Кесарий в бреду. — Макрина… Лахэк анта хаййаик бе Рум хадта? Элла лукдам эмар ли-шлам анта? Шлама эмак ва-эми? Шлмата энэйн?

Каллист вскочил с постели. За окном было темно. Ощупью, натыкаясь на какие-то вещи, он добрался до Кесария, потряс его за плечо:

— Тебе приснился дурной сон? Кесарий! Проснись!

Ответа не было.

Дверь внезапно распахнулась, и по стенам заметались отсветы неверного свечного пламени. Леэна в наспех накинутом покрывале молча склонилась над разметавшимся на простынях Кесарием. Финарета робко вошла вслед за ней, прикрывая светильник ладонью от ночного ветра.

— Ему совсем плохо, бабушка, — проговорила она. — Я говорила тебе, это вовсе не эфемерная лихорадка…

— Помолчи, Финарета, — оборвала ее Леэна и обернулась к хозяину постоялого двора, который с беспокойством переминался с ноги на ногу у дверного проема. — Нет ли среди твоих постояльцев врача или хотя бы странствующего лекаря?

— Есть, — ответил вместо него Каллист, чувствуя, как его душит злоба. — Отойдите на шаг от постели! А лучше — на два, — он повернулся к хозяину, — Принеси острый нож, таз и кувшин воды. И простынь — можно старую, но непременно чистую.

Леэна, отступив на полшага, внимательно смотрела на Каллиста. Тот, пытаясь не чувствовать ее взгляда, приложил ухо к груди друга, потом, с трудом повернув его на бок, попробовал выслушать дыхание со спины, но знакомый звук воздуха, проходящего через легкие, не выслушивался, словно вместо легких, наполненных воздухом, была безвоздушная плоть или печень. Только удары сердца, частые, соответствующие высокой лихорадке, отдавались в правой половине груди. Он медленно ощупал его живот и отметил, как сильно увеличилась печень, выступив из-под правого ребра на три с половиной пальца. Ему с легкостью удалось простучать и селезенку, тоже увеличенную, и тревога еще больше охватила Каллиста.

Кесарий тихо застонал, что-то бормоча. Финарета молча подала Каллисту нож и стала рвать ветхую простынь на длинные лоскуты. Он хотел резко сказать ей, чтобы она прекратила, но почему-то сдержался. Леэна опустилась на колени рядом с постелью Кесария и осторожно разогнула его левую руку, удерживая ее. Каллист кивнул. Кровь темной струей полилась в таз. Кто-то из собравшейся у дверей толпы с шумом упал на пол.

— Пусть все выйдут! — крикнул Каллист. — Здесь не балаган. Закройте дверь!

Он омочил мизинец в теплой липкой жидкости и попробовал ее на вкус.

— Горькая, — произнес он вслух, неизвестно для кого. — Нехорошо… Печень выступает от ребра почти на четыре пальца, дыхание справа слабое…

Женщины молчали. Кровь уже полностью скрыла дно медного таза, и Каллист кивнул в сторону Филареты. Та подала разорванные ленты простыни. Он перевязал предплечье больного и вымыл руки.

Кесарий перестал бредить и глубоко, часто дышал. Где-то на улице запел первый петух.

— Я не знала, что вы оба — врачи, — нарушила Леэна молчание.

Неожиданно Кесарий открыл глаза — отсвет пламени светильника Финареты делал их неестественно огромными — и сильно сжал пальцы Каллиста.

— Мой друг… — проговорил он. — Мой лучший друг… Анта рахма тава.

Кесарий слегка улыбнулся и снова закрыл глаза.

— Мы останемся здесь, — сказал Каллист Леэне. — А вы поезжайте дальше.

— Нет, — ответила она. — Мы все вместе поедем на рассвете. Пока его еще можно везти.

+++

— К раннему вечеру мы будем в Перинфе. Каллист врач, ты договоришься с корабельщиками, и, Бог даст, мы на следующий день отправимся в Никомедию… ты хочешь пить, сынок?

— Мне так неловко перед вами, Леэна, — проговорил Кесарий, сделав несколько глубоких глотков. — Я ведь могу сидеть… ну куда это годится…

— И Каллист тебе то же самое скажет — ты должен лежать… Подожди, я подложу подушку… вот так — удобнее? Поосторожнее вези! — крикнула она вознице.

— То быстрее хозяйке надо, то осторожнее, — послышалось снаружи.

— Лентяй, — заключила Леэна, пристраивая подушку под бок Кесарию. Он с трудом умещался на скамье для сидения, а голову его Леэна положила на свои колени. Напротив них сидели Каллист и Финарета, предусмотрительно отделенные друг от друга большой дорожной корзиной.

— Не беспокойтесь, Леэна, он прекрасно везет, — сказал Кесарий. В его голосе все еще было смущение. — Это очень полезно для излечения… движущаяся повозка, я имею в виду… застой онков таким образом прекращается и начинает восстанавливаться их правильное движение через поры тела…

— При чем тут онки! — сказал Каллист. — Дай-ка пульс пощупаю, кстати… У тебя по-прежнему высокая лихорадка… Попей воды!

— Ничего, мне лучше… все хорошо… Нет, онки должны двигаться. Застой как раз ведет к болезни. А при лихорадке Асклепиад советовал воздерживаться от питья…

— Не пить при лихорадке — противно природе! У тебя произошло нарушение соотношение крови и флегмы во время диспута, готов спорить, а это привело к нарушению соотношения жидкостей во всем теле. Мозг разогрелся, а это ему не свойственно, это самый холодный орган, а сердце, наоборот, самый горячий, а у тебя перераспределилось это соотношение…

— Ничего подобного, Асклепиад писал про это так…

— Мальчики, не спорьте! — строго сказала Леэна. — Каллист, ты своими спорами разрушишь все, что сделал хорошего этой