Читать книгу - "Походы викингов - Андерс Магнус Стриннгольм"

Вошедши в королевскую комнату, где сидел и пировал король со своей дружиной, скальд просил позволения прочитать стихи в похвалу короля, читал их твердым голосом и получал в награду золотые перстни, великолепное оружие, дорогие платья, помещение и стол при королевском дворе. Стихотворение тщательно заучивалось придворными: его сохраняли в памяти, чтобы славу короля передан потомству. Когда исландский скальд, Снегле Халль, в Англии, сочинив драпу в честь английского короля, Гарольда Годвинсона, не хотел оставаться при его дворе до тех пор пока она не будет заучена, король сказал ему «Такая же будет тебе и награда, какова мне польза от твоих стихов чего никто не знает, то и не приносит никакой славы». Он велел скальду сесть на пол и продолжал: «Я осыплю тебя серебряными деньгами: что останется в волосах, то твое.

Для храбрых людей Севера, постоянных искателей славы, было истинной отрадой слышать в песнях скальд отголосок своих богатырских подвигов и видеть, что и средством их они вечно живы в памяти людей, Поэтичское дарование спасло жизнь Эгилю, когда он попал в руки своего заклятого врага, норвежского короля, Эйрика Кровавая Секира. Эгиль, которому на следующее утро назначена была смерть, написал ночью песнь в честь короля, и Эйрик, при всей своей жестокости, дал ему свободу и жизнь.

Харальд Серая Шкура, сын Эйрика Кровавая Секира, рассердился на Эйвинда Погубителя Скальдов за стихи, которые тот написал в честь побежденного Харальдова врага, Хакона Воспитанника Адальстейна (Хакона Доброго), до такой степени, что осудил поэта на смерть. Друзья виновного, желая уладить дело и восстановить дружеские отношения, тогда только могли утишить гнев короля, когда этот певец обещал воспеть богатырские подвиги Харальда и быть у него таким же скальдом, как прежде был у Хакона.

Канут Великий также высоко ценил стихи скальдов; он очень обиделся, когда Торарин Славослов, знаменитый исландский певец, написал про него флокр. Король грозилему смертью, если на следующий день, к обеду он не явится к нему с драпой. Торарин сочинил тогда так называемую стефу, вставил в нее прежде сочиненную песню, увеличил эту последнюю несколькими строфами и, таким образом, переделал ее в богатырское стихотворение на образец старины: за это он получил, в награду 50 марок серебра, а стихотворение его назвали Hufvudlosen, выкуп головы.

Жители Исландии, в честь которых Эйвинд сочинил сагу, наградили его с королевской щедростью: каждый исландец дал по слитку серебра; это серебро доставили на свинг, где решено было отправить его в кузницу для очищения; потом был сделан из этого серебра нагрудник с застежками, которые употреблялись тогда для поддержки одежды; остаток от этого серебра пошел в уплату за работу. Нагрудник и застежки к нему весили 50 фунтов. Это сделали в подарок Эйвинду.

Звание скальда было так любимо и уважаемо, что на древнем Севере даже некоторые короли принадлежали к числу скальдов. Сохранилось еще несколько песен, сочиненных Харальдом Хардраде, в которых он воспеваетсвои подвиги и презрение, оказанное ему русской девой, «украшенной кольцами».^[369] Эти песни называются «Гамманвисы» и, по общему мнению наших современников, имеют высокое поэтическое достоинство. Харальд, сам скальд, был строгим ценителем чужих песен и умел судить о содержании их, что испытали на себе скальды Тьодольв и Арнор Ярласкальд, который сложил две песни: одну в честь самого Харальда, а другую в честь Магнуса Доброго. Харз сказал: «Я вижу разницу между этими песнями: написанная обо мне скоро забудется, а песня о Магнусе остане в людской памяти до тех пор, пока на Севере будут люди».^[370]

Не только в языческое время, но и в века христианства и даже позже, блеск и веселье королевских дворов увелчивались от присутствия тех поэтов, которые должны бы,

На веселых пирах

Возвещать дела,

Дела славные.

Много исландских скальдов находилось при дворе Олафа Скетконунга, и одна древняя сага сохранила рассказ о поэтическом состязании, происходившем между двумя из них в присутствии короля. Исландец Гуннлауг, по прозванию Змеиный Язык (так прозванный за остроумие), посетил многих королей и ярлов, получил от них за стихи очень много денег, ценных платьев, оружия и запястьев и явился наконец в Свитьод к Олафу Скетконунгу, в Упсалу, в 1008 году. На вопрос короля: «Кто он?» — Гуннлауг отвечал, что он исландец.

При дворе короля в то время находился славный исландский скальд, Хравн Аунундарсон. Его спросил король о новоприбывшем исландце. Хравн, встав с лавки, которая была ниже королевской, подошел к королю и отвечал: «Государь! Он знатного происхождения и из числа самых храбрых людей». — «Пусть он сядет возле тебя», — сказал король. Гуннлауг просил позволения прочитать стихи, сочиненные им в честь короля. Но Олаф на то не согласился, отзываясь недосугом, потому что в это время был тинг в Упсале.

Однажды, по окончании тинга, когда оба скальда сидели у короля, Гуннлауг повторил свою просьбу; на этот раз и Хравн изъявил желание прочитать свои стихи в честь короля. Король позволил это; у скальдов завязался спор, кому из них читать первому. Они согласились наконец отдать это дело на волю и решение короля. Олаф решил в пользу Гуннлауга Его стихотворением была драпа. Когда он прочитал ее, король спросил, у Хравна мнения о ней. «Она очень хороша, — отвечал скальд, — но стихи тяжелы и неприятны, как и сама наружность Гуннлауга». После того как король выслушал также и стихи Хравна, он обратился к Гуннлаугу с просьбой сказать о них свое мнение. «Они очень хороши, — сказал скальд, — красивы и гладки, как и наружность самого Хравна. Но для чего, — продолжал он, обратясь к Хравну, — сочинил ты флокр для короля? Разве не считаешь его достойным драпы?» Хравн напомнил ему, что продолжать подобный спор в присутствии короля неприлично. Оба они, щедро одаренные Олафом, из Упсалы: Хравн отправился в Исландию, а Гуннлауг в Англию, но вскоре погибли на поединке за одну исландскую девушку, красивую Хельгу. Анунд Яков, многие позднейшие короли и даже ярлы имели при себе исландцев-скальдов. Этот обычай и это сочувствие к изящному глубоко укоренились со времен древности, так что норвежские короли, Олаф Трюггвасон и Олаф Дигре (Толстый, или Святой), несмотря на свое христианское отвращение к древнему поэтическому языку и его мифологическими выражениями, однако ж были благосклонны к скальдам и принимали их при своих дворах. Скальды, даже по принятии христианства, все еще сохраняли древний мифический язык и не хотели покидать прежних богов, этих отцов своей поэзии, раздававших поэтическое вдохновение скальдов.

Одина род поэзию любил,