Читать книгу - "Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X-XI веках - Петр Стефанович"

Облик этих «архонтов» получается довольно загадочным, и вопрос о том, кто они были такие, встаёт теперь даже с большей силой, чем ранее. При сегодняшнем уровне наших знаний мне представляется наиболее убедительным следующий ответ на этот вопрос.

Ещё М. М. Грушевский обращал особенное внимание на совпадение численности «князей-бояр» договора 944 г. и «архонтов» в описании приёма Ольги у Константина и делал вывод, что эти «архонты» представляли собой «провинциальных князей» руси под верховенством киевского князя^[813]. Его рассуждения, не вполне последовательные и верные (во многом, вследствие его особенного взгляда на происхождение руси), не получили в науке распространения^[814]. Между тем, на мой взгляд, это совпадение численности является ключевым, и оно о многом говорит. Раз численность в разные моменты совпадает, значит, она была устойчивой. Объяснить такую устойчивость можно наиболее естественным образом, если предположить, что люди, оказавшиеся в разное время в одинаковом числе, представляли некие территории или центры. Естественно, количество административно-территориальных единиц внутри одного политического образования значительно более стабильно и не меняется так быстро и сильно, как количество людей, составляющих те или иные социальные, родственные, профессиональные и прочие группы. Таким образом, эти 25 «князей»/«бояр» («архонтов») являются относительно самостоятельными правителями неких отдельных территорий, которые были, однако, объединены понятием Русь/Руская земля и верховной властью одного из этих «архонтов» – киевского.

Такой вывод вступает в противоречие с той картиной киевского «единодержавия», которую рисует летопись. Летописное повествование сфокусировано на истории одной династии Рюриковичей и альтернативы ей не предполагает. О существовании каких-то князей или бояр, которые управляли где-то на территории Руси локальными центрами по родовому наследственному праву, летопись не упоминает. Тем не менее, в литературе уже неоднократно высказывались подозрения, что в этом отношении летописцам XI–XII вв. доверять нельзя. Для них никакой другой легитимной власти кроме власти Рюриковичей уже, конечно, не было, но реальная политическая ситуация в более раннее время вполне могла выглядеть более «полицентрично».

И в самом деле, намёки на власть, параллельную власти киевских князей, можно разглядеть в случайных летописных замечаниях о каких-то правителях, не зависимых или полузависимых от киевской династии (Рогволод в Полоцке, некий Туры, от которого якобы пошло название города Турова, и др.). Поэтому представляется не столь важным, есть ли какие-то расхождения между полученным выводом и составленной ex post и тенденциозной летописью. Гораздо важнее проверить, не возникают ли какие-то противоречия между этим выводом и теми источниками, от которых он отталкивается, – то есть договорами и свидетельствами Константина.

Первый вопрос, который возникает, если признать тезис о 25 «архонтах» и «архонтиссах» Руси: что за территории они представляли? К сожалению, ответ на этот вопрос не может быть точным по той простой причине, что мы весьма приблизительно представляем себе территорию и размеры самой Руси в X в., внутри которой должны были находиться эти «архонты», признававшие верховный авторитет киевского князя.

«Руская земля» и «страна Руская» несколько раз упоминаются в договоре 944 г., и как минимум однажды слово русь употребляется для обозначения определённой территории («да идуть в домы своя в Русь»^[815]). «Руская земля» известна и договору 911 г., а русь как обозначение территории– тому тексту в статье ПВЛ 6415 г., который можно теоретически возводить к «договору 907 г.»

Историки уже давно пытались определить местоположение и границы этого государства. В XIX в. отталкивались от данных ПВЛ, но прежде всего от списка «руских городов», который приводит летописец в статье 6415 (907) г. в составе «договора 907 г.» Олег якобы добился от греков согласия «даяти у[к]лады на руские городы: пѣрвое на Киевъ, таже и на Черниговъ, и на Переяславъ, и на Полътескъ, и на Ростовъ, и на Любечь и на прочая городы, по тѣмь бо городомъ сѣдяху князья подъ Ольгом суще»^[816]. Но А. А. Шахматов показал, что этот список является реконструкцией летописца. Само постановление об «укладах» основано на эпизоде рассказа Н1Лм о походе Олега на Византию (в статье под 6430 г.). Первые три города в этом списке – Киев, Чернигов и Переяславль – указаны в договоре 944 г. как раз в той статье (о выдаче корма послам и купцам руси, останавливающимся в Константинополе), которая приводится ниже в тексте «договора 907 г.» В этой статье, читающейся в «договоре 907 г.» практически так же, как и в договоре 944 г., только с небольшим сокращением, видим: «и тогда возмут мѣсячное свое, пѣрвое от города Киева, паки ис Чернигова, и Переяславля и прочии городы»^[817]. Остальные города (Полоцк, Ростов и Любеч) составитель ПВЛ приписал, «согласуя это с тем, что раньше им было рассказано об объединении городов под властью» Рюрика и Олега (в статьях ПВЛ под 6370(862) и 6390 (882) гг.)^[818].

Но можно ли опираться на этот «краткий» список, состоящий из трёх городов, в «договоре 907 г.» и договоре 944 г. как на аутентичный? Как выясняется, и относительно него возникают большие сомнения. Дело в том, что Переяславль, указанный в списке третьим, ни в 944 г., ни тем более в 907 г. просто ещё не существовал. В литературе давно обращалось внимание на то, что сама же ПВЛ рассказывает об основании Переяславля в конце X в. (в рассказе о битве с печенегами и подвиге некоего отрока в статье 6500 (992) г.), и предлагалось считать упоминание города в договорах вставкой^[819]. Древнейшие археологические слои в Переяславле относят ко времени не ранее конца X в.^[820] Джон Линд сделал вывод, что указание Киева, Чернигова и Переяславля в договорах – такая же конструкция составителя ПВЛ, как и весь «договор 907 г.», потому что эта триада соответствует реалиям Руси конца XI – начала XII в., когда именно в этих трёх городах располагались важнейшие княжеские столы^[821].

Недавно А. А. Горский, согласившись с тем, что упоминание Переяславля является недостоверным, высказал убеждение, что, тем не менее, указание Киева и Чернигова восходит к оригиналу договора 944 г. По его мнению, изначально в договоре упоминался третьим какой-то другой пункт, а Переяславль появился под пером позднейшего переписчика, не разобравшего или не понявшего оригинал^[822]. С историком можно согласиться в том, что само указание на города в статье о режиме пребывания людей из Руси в Константинополе нет оснований считать вставкой летописца, – зачем ему надо было бы вмешиваться в текст договора именно в этом месте и именно таким образом (в то время как следов его вмешательства в других местах на протяжении всего текста договора нет)? Однако, по поводу того, какие города или какой город именно был(и) первоначально указан(ы), можно высказывать самые разные соображения.