Читать книгу - "Время банкетов - Венсан Робер"

Нет никаких сомнений в том, что реформистам 1847 года было труднее отыскать подходящие помещения, чем их предшественникам восемнадцатью годами раньше, в конце эпохи Реставрации. Во-первых, они наталкивались на сопротивление местных властей, которое могло быть более или менее сильным в зависимости от соображений высшей политики (мы вернемся к ним чуть ниже), но в любом случае под предлогом защиты общественного порядка доставляло борцам за реформу немало неприятностей. Например, во Вьенне 20 декабря силы охраны правопорядка в самый последний момент закрыли доступ в помещение, которое организаторы наметили для банкета. Пришлось за один час найти замену — такой зал, где поместились бы 580 подписчиков; в машиностроительной мастерской на площади Святого Севéра организаторы срочно покрыли станки сине-бело-красной тканью, предоставленной сочувствующими фабрикантами, и отодвинули их к стенам, украсили залу самшитовыми гирляндами, а на стенах повесили флаги города и масонской ложи «Согласие»^[590]. Главное отличие от кампании 1829–1830 годов: в 1847 году банкеты стали гораздо многочисленнее; из пяти десятков банкетов, относительно которых нам известно число подписчиков, десяток (банкеты в Париже, в «Красном замке», в Лионе, Руане, Сен-Дени, Тулузе, Шалон-сюр-Соне, Дижоне и Лилле) собрали около тысячи и больше гостей. На это можно возразить, что банкеты эти были по большей части демократические, а потому гости не отличались большой требовательностью. Это, разумеется, верно, но даже если принимать в расчет только реформистские банкеты в строгом смысле слова, все равно найдется не меньше дюжины таких, в которых участвовали больше пяти сотен человек и которые, следовательно, сопоставимы по масштабам с «Бургундским виноградником»… Ни одна гостиница не могла вместить столько приглашенных; в городах средней величины приходилось устраивать банкеты в концертной (Шартр, Куломье) или театральной (Валанс) зале, если муниципальные власти были готовы противостоять давлению власти центральной; в больших городах — уговаривать хозяина какого-либо трактира в пригороде спилить все деревья в саду, чтобы поставить столы там под навесом (Лилль)^[591], либо обосновываться на рынке, как в Страсбурге, в бывшей церкви, как в Тулузе, а зачастую — на фабриках. Мы уже упоминали банкеты в Сен-Кантене и Вьенне, где был избран именно этот путь; сходным образом в Сен-Дени банкет прошел в «просторном промышленном заведении г-на Шаламеля», после того как власти отказались предоставить парижскую танцевальную залу Валентино; в Шалон-сюр-Соне гости пировали в помещении то ли кирпичного завода, то ли фабрики химикатов, а в Камбре — «в огромной сушильне заведения Туссена, превращенной в банкетную залу»^[592]. Не подлежит сомнению, что во многих населенных пунктах количество желающих участвовать в банкетах превышало возможности устроителей.

На это мне могут возразить, что кампании следовало переместиться в более мелкие городки, где можно было организовывать банкеты меньшего размаха. Так вот, мне кажется, что в некоторых регионах — на севере, в Парижском бассейне и в окрестностях Лиона — дело именно так и происходило. Однако пресса, как мы уже сказали, уделяла основное внимание банкетам на севере Франции; между тем банкеты более скромные проходили и в других местах, вдали от Парижа, в отсутствие Барро; просто-напросто общенациональные ежедневные газеты о них ничего не писали, особенно в начале и в конце кампании. Но организаторов маленьких банкетов подстерегали свои трудности. Посмотрим, что сообщали Паньеру его корреспонденты. В середине октября некий житель Тюлля так подкрепляет свою просьбу прислать ему печатные петиции для распространения в округах Брив и Юссель: «За неимением газет, банкетов и даже кружков нам приходится собирать подписи, обходя дом за домом». Повсюду, кроме разве что ближайших пригородов Парижа, без местной газеты очень трудно устроить кампанию по подписи петиций, не говоря уже о банкете. Потому банкет устраивают там, где газете префектуры противостоит листок оппозиции, который, вне всякого сомнения, может распространять подписные листы банкета среди своих подписчиков. «Эхо Везона» в Перигё, газета Фредерика Дежоржа «Пропагандист Па-де-Кале» (против которой правительство Июльской монархии двадцать девять раз затевало судебный процесс, но присяжные всякий раз ее оправдывали), «Альпийский патриот» в Изере и многие другие в обычное время были органами политической оппозиции; начиная с лета 1847 года они предпринимают попытки убедить своих обычных читателей, которые не принадлежат к простонародью (поскольку подписка стоит недешево), стать подписчиками намеченных банкетов. Напротив, в начале февраля 1848 года генеральный прокурор Экс-ан-Прованса с удовлетворением объявляет, что вовремя организованное судебное преследование редактора «Социального прогресса» помогло сорвать подготовку банкета в Марселе: газета объявила подписку, но не заплатила залога, требуемого от периодических изданий, публикующих политические материалы, и уже дважды из‐за этого подвергалась суду. Поэтому управляющего приговорили к двум месяцам тюремного заключения и двумстам франкам штрафа, «отчего проект реформистского банкета растаял как дым, ибо в отсутствие г-на Аженона некому к нему призывать и его готовить»^[593].

Для организации банкета наличие газеты — обстоятельство не всегда решающее, но очень важное. По окончании банкета такая газета может поместить о нем подробный отчет, причем не тратя много денег (это относится даже к большим парижским газетам, но несравненно больше — к провинциальным листкам, которым постоянно не хватает материала^[594]); впрочем, для этого необходимо соблюдение определенных условий, что, однако, происходит отнюдь не всегда. «К несчастью, — пишет Робен Морери Паньеру, — мы можем предложить вам только сокращенный вариант речи Гарнье-Пажеса, которая произвела здесь такое сильное впечатление. Как жаль, что у нас не было стенографа, ведь эта импровизация была поистине замечательна и вызвала большое оживление в зале»^[595]. В конце концов Морери, предоставивший парижским газетам, «Национальной» и «Веку», возможность первыми напечатать отчет о банкете в Лудеаке, публикует его в «Бретонском монитёре» — со множеством опечаток, приводящих его в отчаяние: «В наших маленьких типографиях, работающих без корректора, наборщик исправляет три ошибки и тут же допускает две новые».