Читать книгу - "Вандалы - Вольфганг Викторович Акунов"

и всех, кто был небоеспособен (выражаясь современным языком – некомбатантов или же нонкомбатантов. – В.А.), вместе с ценностями он поместил в середине, а всему боеспособному люду он приказал находиться между ногами животных, прикрывшись щитами. При виде этой фаланги маврусиев вандалы оказались в недоумении, не зная, что им предпринять в данном случае: они не могли точно метать ни дротики, ни стрелы, не умели они идти в бой пешим строем, но были лишь всадниками (вот к чему привело происшедшее давным-давно «слияние» вандалов с прирожденными наездниками – аланскими кочевниками, фактически в один народ, добавим мы от себя. – В.А.), в бою пользовались копьями и мечами и потому были не в состоянии нанести врагам урон издали (спрашивается, куда же подевались пращники и лучники вандальского царя, используемые им как аргумент в «идеологической войне» со своими православными подданными? – В.А.); а их кони, приходя в волнение от вида верблюдов, никак не шли против врагов. Маврусии же, находившиеся в безопасном положении, посылали против них тучи стрел и дротиков, без труда убивая их коней и их самих, и, так как их было великое множество и шли они густой толпой, вандалы обратились в бегство. Маврусии их преследовали и многих убили, а некоторых взяли в плен; очень немного от этого войска вандалов вернулось домой. Вот какое поражение пришлось испытать Трасамунду (Тразамунду. – В.А.) от маврусиев» (Прокопий Кесарийский).

Ничто из описания восточноримским автором краха высланной Тразамундом против маврусиев карательной экспедиции не указывает на трусость ее вандальских участников. Однако их наступательный порыв разбился о примененную маврами новую технику. В то время как Каваон позаботился выслать своих лазутчиков навстречу вандальским карателям, в то время как мавры обзавелись соглядатаями и союзниками в вандальском тылу, помогавшими им вызнать привычки и обычаи вандалов, воители умного, образованного, статного и красивого царя Тразамунда, очевидно, сочли ниже своего достоинства заниматься сбором информации о противнике – каких-то неумытых, жалких погонщиков верблюдов. А между тем эти «жалкие» кочевники, используя своих верблюдов как живую стену и как пугало, еще не раз одерживали победы над гораздо лучше организованными войсками других народов, стоявших на более высоких ступенях развития. Французский вандалист Готье писал в своей биографии Гейзериха о своеобразной тактике кочевников-маврусиев, основанной на склонности верблюдов пребывать подолгу в неподвижности. «Верблюд – не лошадь. На нем можно совершать бесконечно долгие переходы по пустыне. Но в день битвы на его спине не скачут на врага, для этого верблюд слишком медлителен и апатичен. Поэтому перед боем мавры спешивались, связывали верблюдам ноги или заставляли их опуститься на землю, подогнув под себя ноги. После чего хозяева верблюдов вели бой под прикрытием своих «кораблей пустыни». Эта тактика племен погонщиков верблюдов не менялась, согласно Готье, на протяжении целых столетий и тысячелетий. «Самое первое сообщение о ее применении в военной истории Африки датируется правлением Тразамунда, внука и третьего преемника Гейзериха… Разведение и применение верблюдов является заслугой кочевого племени погонщиков верблюдов, превратившегося, в ходе длительного развития, в воинственную и непредсказуемую в своих действиях народность, наводящую страх на соседей» («Гейзерих»).

Рюинар и другие комментаторы Прокопия Кесарийского придерживались мнения, что Тразамунд скончался вскоре после неудачи высланной им против мавров карательной экспедиции. Возможно, от досады на то, что его благородные воины потерпели столь позорное поражение от шайки погонщиков верблюдов. Но данное предположение оказалось неверным. С учетом тогдашней общей обстановки в Вандальском царстве, описанная выше карательная акция, направленная против Каваона, могла быть только ограниченной по своим масштабам операцией, проведенной силами крайне ограниченного военного контингента. Чем-то вроде очередного отражения набега мавров на Бизацену силами поднятого по тревоге небольшого отряда вандальских «сил быстрого реагирования». Согласно принятым в этом беспокойном районе военным обычаям, разбойничьим племенам старались дать урок, не только отбив их нападения, но и преследуя спасающихся бегством «дикарей» вплоть до их кочевий, чтобы продемонстрировать им силу вандальского оружия (что оказывалось не всегда возможным в случае совершаемых кочевниками внезапных нападений). Мавры были досадным фактором беспокойства, то и дело, тревожа вандалов, хотя нам доподлинно неизвестно, действительно ли они смогли установить свой постоянный контроль над ведшей через Тамугад дорогой, соединявшей западную часть Вандальского царства с его восточной частью (во всяком случае, в царствование Тразамунда). Отражать набеги кочевых племен пустыни приходилось еще фараонам Древнего Египта, македоно-египетским царям из дома Птолемеев, а затем – пришедшим им на смену римлянам. Исходившая от «сынов пустыни» постоянная угроза не была чем-то принципиально новым. Тем более что племена пустыни вовсе не стремились положить конец существованию царства, на которое то и дело нападали. Это означало бы забить дойную корову, к молоку которой они уже привыкли.

Однако же от Тразамунда не укрылось, как мастерски Каваон (а возможно – и другие шейхи мавров, подражавшие ему) средствами агитации и пропаганды налаживал сотрудничество с внутренними врагами повелителя вандалов, с его православными подданными. И потому к концу царствования Тразамунда сложилась крайне странная, совершенно невозможная еще в правление Гунериха, ситуация, в которой две военно-политические силы Северной Африки старались каждая перетянуть на свою сторону главную духовную силу этого региона – православную церковь, с ее образцовой организационной структурой, сотнями епископов и многочисленными монастырями.

Между тем авва Фульгенций возвысился до «спикера» всей православной оппозиции вандальскому царю и арианскому окружению последнего. Возведенный на кафедру епископа Руспы, он духовно окормлял жителей крупного портового города, центра морской торговли с восточноримскими Египтом и Константинополем, поддерживавшего с ними столь тесные связи, что казался анклавом Восточного Рима в царстве вандалов и считался плацдармом восточноримского православия в сердце арианской державы. О высочайшем авторитете Фульгенция свидетельствовал, в частности, следующий факт. После вступления в должность он с высоты амвона высказал просьбу предоставить ему земельный участок для строительства новой большой православной обители. Этой просьбы было достаточно, для того чтобы Постумиан, богатый и уважаемый гражданин Руспы, предоставил церкви превосходный участок под строительство, расположенный неподалеку от тенистой рощи, как будто созданный для монастыря, в которым смог бы поселиться авва Феликс со своими бесприютными, на протяжении столь продолжительного времени, монахами.

Однако вскоре Фульгенций был схвачен и доставлен в Карфаген, где проявленные к нему горожанами любовь и почтение, многочисленные пожертвования на основанный в Руспе новый монастырь заставили вандальского царя задуматься над тем, кто для него опаснее – Фульгенций или Каваон. Фульгенций был посажен на корабль – его жизнеописание содержит намеки на причиненные епископу при этом телесные и душевные муки – и депортирован на остров Сардинию, куда уже было сослано из вандальской Африки немало епископов-кафоликов, в большинстве своем – весьма преклонного возраста и «со стажем». Фульгенций,