Читать книгу - "Император Август и его время - Игорь Князький"

Надо признать, что вся эта площадно-уличная пропагандистская война вызвала живейший интерес у римлян. Одни, скорее всего, меньшинство, самым серьёзным образом вслушивались в пылкие словеса ораторов обеих ориентаций, пытаясь добросовестно выяснить для себя, кто же из триумвиров прав в столь беспощадном споре. Другие, похоже, большинство, скорее забавлялись, жизнерадостно обсуждая наиболее красочные обвинения политических тяжеловесов в адрес друг друга. Обоих претендентов безжалостно высмеивали, распускали разные слухи, комментируя речи агитаторов, следствием чего становилось появление превеликого множества сплетен об обоих триумвирах^[930]. Исторически римская чернь умела злословить. Не щадили даже триумфаторов во время их торжественных шествий. А уж здесь…

Согласно Плутарху, главные претензии Антония к Октавиану были следующие:

– Во-первых, овладев Сицилией, наследник Цезаря не выделил ему – Антонию, коллеге-триумвиру часть острова. Тем более что тот добросовестно помог Октавиану в этой тяжёлой войне. Чего стоила только флотилия из 120 кораблей!

– Во-вторых, корабли эти после окончания кампании на Восток не вернулись. (Здесь Антоний был неправ: 70 кораблей пришли в Азию и уже там поспособствовали окончательному разгрому Секста Помпея.)

– В-третьих, на каких основаниях Октавиан лишил их общего коллегу-триумвира Марка Эмилия Лепида законной власти и гражданского достоинства? И почему он единолично распоряжается его войском, провинцией Африка и доходами от неё?

– В-четвёртых, почему в самой Италии Октавиан чуть ли не все земли поделил между своими солдатами, воинам же Антония ничего не оставив?^[931]

Согласно Диону Кассию, доблестный Марк потребовал у потомка Октавиев половину Сицилии, половину провинции Африка, а также половину солдат, ранее служивших Лепиду и Сексту Помпею, а теперь оказавшихся в армии Октавиана^[932].

Отсюда понятно, почему в «александрийских дарах» оказалась Африка, доставшаяся Клеопатре и Птолемею Цезарю. Антоний считал себя вправе ею законно распоряжаться.

Ответ Октавиана, приводимый Плутархом, выглядит откровенно издевательским. Наследник Цезаря заявлял, что готов поделиться с коллегой наследием разжалованного Лепида, если и Антоний поделится с ним своим завоеванием – Арменией. А вот на земли Италии для своих солдат у Антония не может быть никаких притязаний. Ведь эти воины, отважно сражаясь под водительством своего императора, завоевали Мидию и Парфию. Вот там пусть и получают в награду земельные угодья. Здесь Октавиан умело высмеял включение Антонием в «александрийские дары» этих двух царств. Одно из них лишь искало поддержки у римлян, а уж Парфией доблестный Марк вообще никак не мог распоряжаться, особенно после провального похода на неё…^[933]

Дион Кассий дополняет эти сведения Плутарха ещё несколькими пунктами:

– Антоний владеет Египтом, хотя и не получал его в своё управление.

– Он обязан вернуть Октавиану то, что беззаконно раздарил Клеопатре и её детям.

– Антоний расправился с царём Армении, союзником Рима.

– Он виновен в убийстве Секста Помпея.

– Коллега-триумвир не должен был вводить Цезариона в род Цезаря^[934].

Последнее обвинение было самым серьёзным. Антоний официально заявил, что Птолемей Цезарь (Цезарион) был признан сыном самим божественным Юлием. В этом случае даже его официальный наследник оказывался, в первую очередь, лишь внучатым племянником великого диктатора, просто Гаем Октавием. По сути, Антоний объявлял Октавиана незаконным наследником Цезаря независимо от подлинности завещания божественного Юлия. Так плод любви Цезаря и Клеопатры превращался в опаснейшего врага того, кто по закону уже носил имя Гая Юлия Цезаря Октавиана.

Любопытно заступничество Октавиана за царя Армении и Секста Помпея. Под стенами Фрааспы Артавазд открыто изменил Риму. Потому жестокая кара ему, с точки зрения римлян, была совершенно заслуженной, пусть и запоздалой. Наконец, совсем уж странно выглядело обвинение Антония в убийстве Секста Помпея^[935]. Как будто казнён был не недавний общий враг триумвиров, попытавшийся и в Азии вести военные действия против Антония и готовый искать поддержку у исконного врага Рима парфянского царя, а некий безвинный римский гражданин…

Когда Антоний, находясь в Армении, получил столь замечательный ответ на своё послание, то его реакция была немедленной и решительной. Легату Канидию был отдан приказ во главе 16 легионов двинуться к побережью Средиземного моря. Сам триумвир в сопровождении Клеопатры направился в Эфес. Здесь в Эгейском море собирался огромный флот, достигавший вместе с грузовыми судами 800 кораблей. Из них 200 выставила Клеопатра. Она предоставила Антонию 2 тысячи талантов на содержание войска и продовольствие для всей его армии и флота^[936]. А войско-то было немалое: 16 легионов полного состава – 80 тысяч солдат, да ещё экипажи сотен боевых кораблей. Кто знает, чем завершилась бы эта схватка триумвиров, решись Антоний немедленно двинуть такие мощные силы на Запад… Но здесь в очередной раз проявились и зависимость Марка от Клеопатры, и противоречия в его собственном римском окружении. Гней Домиций Агенобарб и ещё ряд легатов настаивали на удалении царицы из войска. Антоний, поначалу их советам внявший, даже дал приказ Клеопатре немедленно плыть в Египет и там дожидаться исхода войны. Исполнение этого разумного решения выбивало у Октавиана его важнейший козырь: Антоний-де совершенно превратился в прислужника египтянки. Но беда была в том, что не все в окружении Марка понимали ненужность, да и опасность пребывания на войне рядом с их полководцем-императором Клеопатры. Подкупленный большой суммой денег, переданных ему от царицы, ближайший соратник Антония Канидий, главный водитель его легионов, выступил иначе. Прежде всего, он озвучил то, что просила сказать ему сама Клеопатра. Дескать, женщину, столь многим пожертвовавшую для этой начинающейся войны, будет несправедливо держать вдали от боевых действий. Более того, её отсутствие может лишить мужества египтян, а египетские корабли – немалая часть флота триумвира. От себя славный легат рассыпался в восхвалениях достоинств египетской царицы. Среди царей – участников похода нет ни одного, кому бы Клеопатра уступала разумом, у неё большой опыт управления обширным царством и правила она им совершенно самостоятельно. Наконец, она уже столько лет живёт бок о бок с Антонием и научилась у него вершить и боевые, и важные государственные дела^[937].