Читать книгу - "Бальтазар Косса - Дмитрий Балашов"

Но тут, в Экс-ан-Провансе, Иоланта у себя дома. Сюда еще не добрались англичане, и неведомо еще, доберутся ли, а потому она так гордо восседает в кресле, так вальяжно распоряжается слугами, которые почтительно накрывают на стол, меняют скатерти, приносят новые перемены. Тут и петух в вине, и форель, и дичь, и жареные дрозды, и фрукты, и вина – французские и испанские, и засахаренный, покрытый тончайшим слоем серебра торт, и позолоченные конфеты, и разнообразное печенье, и все это для одного-единственного гостя. Остальные отъели и отпили давеча в большом парадном зале, назначенном для приемов высоких гостей, а сюда, на веранду, Иоланта удалилась, дабы поговорить с Бальтазаром Коссой, бывшим папой Иоанном XXIII и бывшим любовником своим, с глазу на глаз, без свидетелей. И обслуживают их лишь немногие, особенно верные Иоланте слуги, которые не предадут, не выдадут, не перескажут никому иному то, о чем говорится за этим столом, которые отвернутся и уйдут, ежели госпоже захочется вспомнить о былом, и не изумятся ничему, и не зазрят, хотя, впрочем, ныне для их госпожи пора амурных утех почти уже миновала.

Иоланта глядит на Коссу чуть-чуть насмешливо или попросту добродушно – не понять! И угощает его тем и другим. Давеча, среди сановных гостей, Косса почти не мог есть, и Иоланта видела это, и понимала Коссу, и потому пригласила его теперь к этому изобильному столу и усердно потчует, сама лишь иногда кладя в рот черную маслину или розовую шейку креветки и отпивая из высокого венецианского бокала темное бургундское вино.

Они уже обсудили, обсудили и отвергли невозможную возможность для Коссы сесть на авиньонский престол. И Иоланта чрезвычайно откровенно и просто предала сейчас и покойного мужа, и своего бургундского родича, не советуя Коссе пускаться в эти новые церковные авантюры. Да он и сам, видно по всему, не хочет того, и только уважение (уважение или боязнь?) к рыцарям Сиона, спасшим его от нового плена, заставляет Коссу обсуждать таковую возможность с Иолантой, выучившейся, с возрастом, решать не только постельные, но и политические дела государей.

Испанское вино превосходно, превосходны и жареные дрозды. Над вазочкою с вареньем кружится заботливая пчела, и несколько ос, тихо присосавшись к засахаренному торту, воруют из-под носа королевское угощение. Теплый ветер ласково шевелит раздвинутые палевые занавесы, отделанные золотою нитью. И десятилетний мальчик, неожиданно вбежавший на веранду по широким каменным ступеням, замирает, узревши, что мать его, Иоланта, не одна.

Он в коротком атласном камзоле, измазанном землей, и остроносых башмаках, украшенных золотыми пряжками. Его стройные крепкие ножки, обтянутые по-итальянски в штаны-чулки, тоже вымазанные травяною зеленью и глиной, беспокойно переминаются. Солнце, светившее с той стороны, окружило сияющей короной копну его пушистых, еще детских, спутанных волос, а разгоряченное румяное лицо одело легкою тенью. Большие, чуть расставленные глаза мальчика обращены к ним. Склонив голову, он пытливо рассматривает незнакомого гостя, и по юному лицу его, как легкие облака в летний день, бродят то мгновенная хмурь, то улыбка.

– Кто это, мама? – наконец спрашивает он.

– Поздоровайся с ним, Рене! – ласково возражает Иоланта. – Это папа римский, Иоанн XXIII!

– Которого пленил Сигизмунд? – живо спросил мальчик, пытливо вглядываясь в лицо Бальтазара.

– Тот самый! Теперь он освободился и едет домой!

– Домой, это в Рим? – переспрашивает мальчик, складывая руки – принять благословение от важного гостя.

Что-то неясное дрогнуло у Коссы в душе, когда он благословлял ребенка, произнося на классической латыни уставные слова. Захотелось почему-то привлечь этого мальчика к себе и расцеловать в обе щеки, а может и посадить на колени и рассказать что-нибудь о море, о пиратах, о дальних странах язычников и мусульман. Он едва сдержал этот свой невольный порыв.

Иоланта смотрела на них, лукаво улыбаясь, произнесла чуть насмешливо и одновременно с ласковой гордостью:

– Мой сын – Рене Анжу, граф де Гиз, принц Провансальский и Пьемонтский, законный наследник Арагона, Валенсии, Каталонии, Мальорки и Сардинии, будущий герцог де Бар и, надеюсь, герцог Лотарингский, а после старшего брата, ежели у того не будет наследников, король Неаполя и Сицилии, король Венгрии и король Иерусалима, ибо род его восходит по прямой к Годфруа Бульонскому и признан всеми правителями Европы!

Мальчик отмахнулся от своих титулов, как от мухи, и кудри его, пронизанные солнцем, взметнулись сияющим ореолом вокруг головы:

– Мама, я пойду? – просительно выговорил он. – Мы с мальчиками берем крепость! – И в голосе юного обладателя многих титулов прозвучала невольная мальчишеская гордость.

– Беги! – разрешила мать.

Иоланта чуть печально-задумчиво поглядела вслед стремительно убегавшему мальчику, недавно возведенному, по словам прежних рыцарей, в сан Великого магистра Сионского братства, и слегка приподняла украшенную перстнями, все еще прекрасную белую руку, останавливая царственным мановением вспыхнувший было в душе бывшего папы жаркий костер.

– Не надо! – сказала она. – Вы постарели, Бальтазар! И нам обоим не стоит думать теперь о любовных безумствах! Но у меня остался замечательный подарок от вас, подарок на всю жизнь! Да, да, Рене – ваш сын! Он никогда не узнает об этом. И не должен узнать! – Иоланта сказала последние слова с нажимом и поглядела на Коссу царственно. Строго поглядела. – Что бы там ни говорили вам рыцари Сиона! Пусть у этого ребенка останется его собственная судьба, к добру или горестям, но наши беды и радости пусть пребудут и умрут вместе с нами!

Я не знаю, насколько и в какой степени в Рене сохранилась, и могла ли сохраниться древняя кровь Меровингов! Возможно, ему очень повезло, что этой крови в нем нет совсем. Хотя и вы, Косса, через де Бо прикосновенны, говорят, к этой старинной легенде, к этому древнему проклятию! И что бы то ни думал мой милый Фламель, который сам верил в то, что научился делать золото, я не хочу, чтобы моего ребенка кто-то попытался уничтожить за то только, что римский первосвященник тысячу лет назад поддержал Пипина Короткого и династию Каролингов, а не Меровингов, в которой все эти Фродегонды, Брунгилъды и Австрохильды только и делали, что взапуски травили друг друга! Я и так уже не расстаюсь с «змеиным языком», подаренным мне Луи, и мечтаю достать для Рене рог единорога, чтобы и ему не страшиться отравителей! И королем Франции ему не надобно быть, иначе нынешняя война, которую и так уже называют Столетней, затянется на тысячу лет. Но пусть все его титулы остаются при нем навсегда!

Прощайте, ваше святейшество! Прощайте, и простите меня, Бальтазар!

А вас ждет – еще один, теперь уже мой, подарок – эта женщина, прибывшая только вчера, Има Давероне, подарившая вам саму себя без остатка! Берегите ее! В старости вам, мужчинам, женская опора нужнее, чем нам, женщинам, ваша любовь!

Она легко, неуловимо изящным движением поднялась с кресла и протянула Бальтазару руку для поцелуя.