Читать книгу - "Жизнь Бальзака - Грэм Робб"

Из Вандомского коллежа Бальзак уехал при загадочных обстоятельствах. Его сестра Лора приводит официальное объяснение семьи:

«Ему было четырнадцать лет, когда директор школы, г-н Марешаль, написал маме (это было между Пасхой и днем раздачи наград). Он попросил ее как можно скорее приехать и забрать сына. Он впал в своего рода кому⁵¹, которая особенно беспокоила его учителей, так как они не находили для нее никакой причины. По их мнению, мой брат был ленивым учеником, поэтому едва ли у него началось воспаление мозга из-за умственного переутомления. Оноре очень вытянулся и похудел. Он напоминал лунатика, который спит с открытыми глазами. Он не понимал обращенных к нему вопросов и не знал, что ответить, если спросить его вдруг, без предупреждения: “О чем ты думаешь? Ты меня слышишь?”

Как он впоследствии понял, его удивительное состояние стало результатом своего рода умственной перегрузки (если вспомнить его слова). Без ведома учителей он успел прочесть почти все книги из обширной школьной библиотеки. Серьезные книги развили его ум в ущерб телу»⁵².

Как замечает Лора, такой диагноз ее брат поставил себе сам. «Умственная перегрузка» была профессиональной болезнью, к которой склонны расцветающие гении – по крайней мере, об этом свидетельствуют романы Бальзака. Несколько его героев в определенные моменты жизни набивают себя знаниями до отказа и становятся жертвами своего безмерного аппетита. Романтических героев того времени редко можно было застать в таком удручающем состоянии; они не склонны замыкаться в себе или думать о чем-то превыше своих возможностей. Однако в «Человеческой комедии» время от времени мелькают молчаливые философы, впавшие в оцепенение, обозревающие фантастический мир идей внутри себя, а внешне производящие полное впечатление идиотов.

Подобно водопадам, которые лучше видны издалека, говорит Бальзак, их разум вблизи кажется неподвижным⁵³.

Изучая живого пациента, достаточно трудно найти причинноследственные связи. Воображаемое вскрытие еще менее надежно, и опрометчиво было бы связывать тогдашнюю странную летаргию с позднейшими заболеваниями Бальзака. Можно с таким же успехом согласиться с таким же спорным диагнозом, который обычно ставили в таких случаях. Директор школы упомянул о молчаливости (taciturnité) и grande insouciance своего ученика. Слово insouciancе в данном случае означает и «апатию», и «равнодушие». В сочетании с ненормальной бледностью (для прежде румяного мальчика), потерей веса, общей вялостью и частым сидением в карцере все указывало на одно. В популярном «Трактате о тайных привычках и удовольствиях» (1760), который использовался в школах-интернатах еще в начале ХХ в., говорится, что приведенные выше признаки – классические признаки «злоупотребления своими силами». Сходным образом в «Сельском враче» Бальзака женственного и начитанного Адриена забирают из школы по той же причине (врача убеждает быстрый осмотр его колена…). Ну а Бальзака, насколько нам известно, исцелили свежий воздух, физические упражнения и общество⁵⁴.

Это, разумеется, самая внятная причина для быстрого отъезда Бальзака. При тогдашнем широком распространении карательного школьного образования никто не встревожился, узнав, что Бальзак провел опасно много времени в одиночном заключении. Он, конечно, правильно думал, что его отец «огорчится», узнав, что его сын томится в «алькове». Когда в 1807 г. Оноре отправился в Вандомский коллеж, его отец как раз дописывал свой первый и самый примечательный памфлет: трактат «о средствах профилактики воровства и убийств и о возвращении совершившим их людям полезной роли в обществе».

Подобно многим людям, которых считали чудаками, отец Бальзака обладал необычайной дальновидностью. В своем труде он выдвинул на первый взгляд безрассудную мысль о том, что тюрьмы не исправляют преступников и что следует идти по пути реабилитации. В годы террора нескольких друзей Бернара Франсуа посадили за решетку. Когда он увидел сына после шести лет обучения и узнал о плачевных результатах, он, должно быть, сразу узнал симптомы. «Состояние сына очень встревожило отца», – пишет Лора. А бабушка Саламбье, наверное, воскликнула: «Так вот в каком виде школа возвращает славных мальчиков, которых мы туда посылаем!» Необходимо было предпринять срочные меры, иначе маленькому Оноре грозили преступная жизнь и ранняя смерть.

Конечно, чувства самого Бальзака были более сложными. В своей тюрьме он бывал счастлив. Он придумал для себя мучительный распорядок дня, которому потом следовал почти всю жизнь: огромные отрезки времени, посвященные ничем не прерываемой деятельности. Словно в память о Вандомском коллеже, Бальзак писал в монашеской рясе. В его «темной комнате» «превратности судьбы» и несправедливость матери переставали существовать. Там его разум отыскивал тайные принципы, которые, по мнению Дессена, управляли всей Вселенной. Во мраке «алькова» все стороны жизни имели равное право на существование; все было взаимосвязано.

Разум стал для него не просто отдельной игровой комнатой, но и арсеналом. В дортуарах Вандома зародился европейский реализм. А в созданной Бальзаком вселенной в Вандомском коллеже учился и Вотрен, главный злодей, наделенный сверхъестественными силами и страстным желанием управлять обществом, которое он понимает и которое поэтому презирает⁵⁵.

С образом Вотрена у Бальзака связана стихия саморазрушения. Мать убедила его в том, что он состоит из одних недостатков и ему никогда не удастся ей угодить. Позже подходящим выходом из положения показалось бы самоубийство. В Вандомском коллеже такое отношение вылилось в самовнушенное безумие. В «Баламутке» (La Rabouilleuse) (1840—1842) подростковая апатия одного из малообещающих вялых гениев, художника Жозефа Бридо, объясняется не только его крайней сосредоточенностью, но также и семейным положением: мать изливает всю свою любовь на его никудышного брата. Заброшенный Жозеф пренебрежительно относится к себе; он неразговорчив, замкнут, его огромная голова, которая для рассказчика является доказательством гения, кажется родителям признаком водянки мозга.

Униженный ученик, уверенный в своем сиротстве при живой матери, без труда затмевается раблезианским лицом знаменитого романиста, от хохота которого дребезжат стекла. Он развлекает друзей бесконечными забавными историями. Его сцена – весь Париж. Он неотразимо счастлив и умеет по-детски непосредственно забываться, сосредотачиваться и отвлекаться. Но и первый Бальзак – тоже Бальзак, хрупкий, незрелый, до боли верящий в то, что гений – единственная альтернатива смерти и что «никакое порядочное образование не полно без страданий»⁵⁶.

По бытовавшему тогда милому обычаю, Оноре поправлял здоровье в лоне любящей семьи. Родные якобы наняли ему репетиторов, а затем, через год и два месяца после возвращения из Вандома, он поступил в местный Турский коллеж. На самом деле ему дали два месяца на то, чтобы снова стать нормальным, а затем посадили в карету и отправили в Париж.

Паршивая овца вернулась в дом, где хватало более насущных проблем, чем «умственная перегрузка». Покровитель Бернара Франсуа, генерал Померель, за несколько лет до того уехал в Лилль, оставив старого друга без масонского щита, которым он успешно отражал нападения двух архиепископов подряд, причем оба архиепископа отличались крайней назойливостью. Возможно, им надоело обращение «гражданин архиепископ». Одного из них даже включили, благодаря Померелю, в биографический словарь «атеистов». С благословения церкви, новый префект стал вмешиваться в дела Бернара Франсуа. Он несправедливо намекал на растраты, допущенные при управлении больницей, и спрашивал, почему турские Бальзаки так богаты, хотя их родственники-крестьяне, живущие в Альби, по сути бедняки. В ноябре 1814 г. Бернар Франсуа попросил о переводе в Париж.