Читать книгу - "Сердца в Атлантиде - Стивен Кинг"

Шесть вычеркиваем, остается тринадцать.

Казалось бы, достаточно. Черт, да одного того, что случилосьс беднягой Кэрби, было больше чем достаточно. Последние три-четыре дня передсрывом руки у него так тряслись, что ему трудно было брать карты со стола и онподскакивал на стуле, если кто-нибудь хлопал дверью в коридоре. Кэрби следовалобыть больше чем достаточно. Но не было. Как и моего времени с Кэрол. Когда ябыл с ней, да, я оставался в норме. Когда я был с ней, я не хотел ничего, кромеинформации (и, возможно, оттрахать ее до опупсния). Однако в общежитии, иособенно в чертовой гостиной на третьем этаже, я становился другим вариантомПитера Рили. В гостиной третьего этажа я был кем-то, мне незнакомым.

С приближением Дня Благодарения всеми овладел какой-тослепой фатализм. Только никто из нас об этом не заговаривал. Мы говорили офильмах или сексе (“Я перепробовал больше задниц, чем карусельный конь”, — имелобыкновение кукарекать Ронни, как правило, ни с того ни с сего), но большевсего мы говорили о Вьетнаме.., и “червях”. Разговоры о “червях” сводились кобсуждению, кто в выигрыше, кто в проигрыше и кто словно бы не способен усвоитьнесколько простых принципов игры: избавляйся хотя бы от одной масти, сплавляйчервей среднего достоинства тому, кто любит рисковать, а если вынужден взятьвзятку, бери самой старшей картой, какая у тебя есть.

Единственной нашей активной реакцией на надвигающийся третийраунд зачетов было превращение игры в своего рода нескончаемый турнир. Мы всееще играли по пять центов очко, но теперь еще ввели “очки за партию”. Системаполучения очков за партию была очень сложной, но Рэнди Эколс и Хьм Бреннен задве лихорадочные ночные игры разработали хорошую рабочую формулу. Оба они,кстати, прогуливали курс введения в математику, и после завершения осеннегосеместра ни тот ни другой не был приглашен продолжать занятия.

Тридцать три года прошло с того раунда зачетов перся ДнемБлагодарения, но мужчина, которым стал тот мальчишка, все еще ежится привоспоминании о них. Я провалил все, кроме социологии и введения в литературу. Имне не потребовалось ждать, когда вывесят оценки, чтобы узнать об этом Скипсказал, что прошел все под развернутыми парусами, кроме дифисча, где чуть непошел ко дну. Я в этот вечер пригласил Кэрол в кино — наше прощальное свиданиеперед каникулами (и наше последнее, хотя тогда я этого не знал), и когда шел засвоей машиной, встретил Ронни Мейлфанта. Я спросил, как, по его мнению, у негос зачетами. Ронни улыбнулся, подмигнул и сказал:

— Взял каждый тузом. Точно, как в хреновой “СтуденческойЧаше”. Мне тревожиться нечего. — Но в свете фонарей на стоянке я разглядел, чтоего улыбка подрагивает в уголках губ. Кожа у него стала совсем бледной, и егопрыщи выглядели даже хуже, чем в сентябре, когда начались занятия. — А у тебякак?

— Меня хотят сделать деканом искусств и наук, — сказал я. —Это тебе о чем-нибудь говорит? Ронни загоготал.

— Мудак хреновый! — Он хлопнул меня по плечу. Нахальнаясамоуверенность в его глазах сменилась страхом, и он выглядел совсеммальчишкой. — Собрался куда-то?

— Угу.

— С Кэрол?

— Угу.

— Рад за тебя. Чувиха что надо. — Такая доброжелательностьсо стороны Ронни просто надрывала душу. — И если я тебя на этаже не увижу, такжелаю тебе повеселиться за благодарственной индейкой.

— И тебе того же, Ронни.

— Ну да, спасибо. — Смотрит на меня не прямо, а уголкомглаза, старается удержать улыбку на губах. — Не тут, так там попразднуем.

— Угу. Пожалуй, точнее ситуацию не определить.