Читать книгу - "Флэшбэк - Дэн Симмонс"

«Будто это знание что-то даст тебе, мудила, — сказал себе Ник. — Сато с его ребятами не придут спасать тебя, как кавалеристы, стреляя на скаку. Люди дона обыскали меня с ног до головы, убеждаясь, что на мне и внутри меня нет никаких маячков. И даже если Сато наблюдал за поместьем со спутника или беспилотника, то оттуда наверняка выехали с десяток машин одновременно, в разных направлениях. Сато не может знать, в какой из них я».

Впрочем, какая разница? Сердце его билось так часто, что не могло послужить секундомером. Ник знал, что многие заложники умирали связанными, с кляпом во рту — кто от того же инфаркта, кто задыхался от кашля, вызванного астмой или простудой, а кто захлебывался собственной блевотиной. Он попытался не думать ни о чем таком и замедлить частоту сердцебиения. Адреналин мог понадобиться позднее, сейчас он был ни к чему.

«Они везут меня на свалку».

Да, это было возможно, — но зачем? Потом Нику пришло в голову, что многие миллионы или миллиарды людей за историю человечества умирали, задавая себе в последние секунды этот вопрос: зачем?

«Хватит философствовать, кретин. Думай, что делать дальше».

Тряска прекратилась. Мгновение спустя сильные руки подхватили его, подняли, вытащили из чего-то, поставили на ноги. Ник почувствовал, что путы на его щиколотках перерезали или развязали.

Он не видел смысла притворяться, будто все еще не пришел в себя, и стоял, покачиваясь, — ослепший, оглохший. Потом Ника с обеих сторон подхватили под руки, и он почувствовал, как его крепко хватают сквозь наброшенную на него плотную мешковину. Затем его полуприподняли, поволокли по чему-то вроде гравийной дорожки и, кажется, втащили в здание с ровным полом. Мешок прикрывал тело лишь наполовину, и Ник ощутил, что воздух вокруг стал другим, — более того, почувствовал, что теперь он в помещении. Потом его потащили по коридору, облицованному плиткой, потом вниз по лестнице, потом по другому коридору.

Наконец они остановились. Ника посадили, сняли с него мешок, наушники, повязку вокруг глаз, вытащили кляп и наконец развязали руки. Он, как полагается, заморгал от яркого света и зевнул, заглатывая побольше воздуха, но сделал над собой усилие и не стал растирать затекшие запястья. Люди, развязавшие его, — все в рубашках навыпуск, как и остальные шестерки дона Кож-Ахмед Нухаева, — вышли в одну из двух дверей.

Комната была небольшая, без окон, с голыми стенами. Перед Ником стоял старый металлический стол, а у одной стены громоздились несколько помятых металлических офисных шкафов. Ник сидел на легком металлическом стуле, такой же стоял по другую сторону стола. Оба были слишком хлипкие — если схватить, толку никакого. Ник подумал, что помещение выглядит как подвальный кабинет школьного учителя физкультуры, только без спортивных трофеев на стене.

«Я и есть трофей», — пришла к нему мысль.

Ни на столе, ни на шкафах не замечалось ничего, что можно было бы использовать в качестве оружия. Ник с трудом поднялся на ноги — его все еще покачивало, — собираясь поискать что-нибудь в ящиках стола и шкафах, такое, чем можно воспользоваться, но тут вторая дверь открылась и вошел дон Кож-Ахмед Нухаев. Он быстрым шагом направился ко второму стулу у стола.

— Садись, мой друг. Садись, — сказал дон, показывая Нику рукой на его стул.

Ник остался стоять, покачиваясь.

— Я тебе не друг, сука. А после этой поездки можешь считать меня своим врагом.

Нухаев рассмеялся, показывая крепкие, желтые от никотина зубы.

— Я бы извинился, Ник Боттом, но ты настоящий мужчина и достаточно умен, чтобы не принять мои извинения после таких оскорблений. Да, ты прав. С моей стороны это было варварским поступком, несправедливым по отношению к тебе. Но необходимым. Садись, пожалуйста.

Нухаев, который годами превосходил Ника, сел, а тот остался стоять.

— Почему необходимым?

Дон Кож-Ахмед Нухаев выглядел несколько старше, чем на фотографиях, которые показывал Сато. Интересно, подумал Ник, сколько лет прошло с тех пор, как люди Накамуры, или полиция, или какое-то разведывательное агентство сумели заполучить фотографию этого человека?

— Хороший вопрос, — ответил сильно загорелый, с морщинистым лицом дон и сложил руки на металлической столешнице. — Я бы ответил откровенно: нет обстоятельств, которые требовали бы подобного обращения с гостем, Ник Боттом. Но ты ведь не простой гость. Твой наниматель, мистер Хироси Накамура, имеет основания — веские основания, как политического, так и стратегического порядка — желать моего уничтожения. И еще у него есть орбитальное гиперкинетическое оружие, которое японцы остроумно называют, кажется, «жэ-медведем». Ты слышал это название?

— Да, — ответил Ник.

Он подозревал, что Нухаев знает, как Сато днем ранее использовал это оружие против танков.

— Итак, ты сам понимаешь, — продолжил дон, — что мне не стоило искушать судьбу и давать мистеру Накамуре точные сведения о моем присутствии в поместье в конкретный день и час. — Он усмехнулся. — Да, Ник Боттом, ты думаешь: «Этот тип впадает в паранойю». Готов с тобой согласиться. Я лишь спрашиваю себя: «Настолько ли я впадаю в паранойю, насколько нужно?» Пожалуйста, садись, чтобы не упасть.

Ник сел, чтобы не упасть.

Дон Кож-Ахмед Нухаев кого-то напоминал ему. Точно: Энтони Куинна, актера прошлого века, который так нравился ему и Вэлу. Сходство было не столько в чертах лица, сколько в голосе и небольшом акценте, в линии рта, когда тот изгибался в высокомерно-удивленной улыбке. А кроме того, этническая принадлежность Нухаева была так же неочевидна, как у Энтони Куинна, который играл мексиканцев, арабов, индейцев и греков. И еще дон выглядел таким же крепким, как покойный актер: приземистый, но с широкой грудью, громадными руками и сильными мужскими пальцами.

— Ну и где же мы теперь находимся? — спросил Ник.

Нухаев рассмеялся, словно в ответ на шутку.

— В безопасном месте. В таком, о котором не знает, наверное, даже твой всемогущий мистер Накамура.

— Он вовсе не мой всемогущий мистер Накамура, — язвительно сказал Ник. — Если бы он был всемогущим, то наверняка не нанял бы меня для выяснения, кто убил его мальчишку.

— Именно! — воскликнул дон Кож-Ахмед Нухаев, поднимая загорелый палец. — Почему же он нанял тебя, Ник Боттом?

— Подозреваю, что ты можешь просветить меня на этот счет.

— Ты сам должен знать, Ник Боттом. А если нет, то наверняка подозреваешь.

— Я подозреваю всех и никого, — выдал Ник фразу, которую хотел произнести с девятилетнего возраста.[98]Ник решил, что слова эти вырвались у него из-за кислородного голодания, наступившего, когда он лежал связанный, с кляпом во рту.